– И еще потому, что помню: у вас больше, чем у кого бы то ни было из остальных заговорщиков, есть основания не доверять фюреру – да, нет?
– У меня такие основания есть. Но разве только у меня? У вас их все еще нет?
– Пока что мы обсуждаем ваше положение, а не мое, – с присущей ему хамоватостью разъяснил Фромм. – И давайте исходить из этого – да, нет?
– Как вам будет угодно, генерал.
– Я не желаю выносить вам приговор. А тем более – приводить его в исполнение. Не вижу особой надобности в этом.
– Весьма признателен. В таком случае я свободен, – решительно направился к двери Геппнер.
– Минутку. Этого я тоже не могу допустить. По вполне понятным нам обоим причинам.
– Тогда что же?
– Единственное, что могу сделать для вас, генерал, – предоставить право выбора. Мой пистолет или мой приказ о доставке вас в военную тюрьму.
Геппнер молча уставился в пол. Вздохнул, сокрушаясь о чем-то своем, покачал головой.
– Выбор. В этом и есть наш выбор, – тяжело вздохнул он. – Предпочел бы арест, господин Фромм. Мне есть что сказать судьям и всем немцам.
– И вы намерены говорить?
– В этом вопросе выбора у меня нет. Зато есть аргументы. Если хотите…
– Я не требую от вас оправданий, – все так же резко остановил его Фромм. – Прощайте, генерал-полковник Геппнер. Сейчас я выделю двух офицеров и машину. Вас доставят в военную тюрьму.
Геппнер долго взвешивал его суровым оценивающим взглядом.
– Мне совершенно непонятно, Фромм, почему заниматься этим должны вы.
– Уведите этого господина! – приказал командующий появившемуся в проеме двери офицеру. – Вашу вину, Геппнер, вам объяснят в гестапо, коль уж вы избрали для себя именно такой путь.
51
Появившись на Бендлерштрассе, Скорцени еще довольно плохо представлял себе, что там, собственно, происходит, и был немало удивлен, поняв, что никто не собирается простреливать подходы к ставке Верховного командования и даже не пытается преградить его коммандос путь к кабинетам главных заговорщиков.
– Где эти обреченные безумцы? – первая фраза, которую он произнес, раздвигая руками стволы автоматов растерявшихся охранников из роты обер-лейтенанта Брунхайда. Эти парни так и не смогли понять, за кого пришлые эсэсовцы: за или против фюрера. Ходили слухи, что какая-то эсэсовская часть с самого начала поддерживает заговорщиков. – Часовых сменить. Из кабинетов никого не выпускать, – наставлял расходящиеся по этажам группы. – Всех обезоружить. Имеющиеся в столах и на столах бумаги подлежат изъятию и сохранности.
На втором этаже Скорцени успел задержать группу вермахтовцев, сопровождавших какого-то человека в гражданском.
– Кто такие? – громом раскатился над их головами голос «первого диверсанта рейха».
– Офицеры штаба Верховного главнокомандования, – растерянно ответил один из трех офицеров, видя, что его группа уже окружена эсэсовцами.
– Кто такой этот штатский и куда ведете?
– Советник консистории
[26] Карл Герстенмайер.
– Ну и что? Советник консистории…
– Военный трибунал приговорил его к смертной казни как участника заговора против фюрера. Мне, майору Брайтенгеру, приказано привести приговор в исполнение.
– Вот как? Здесь уже действует военный трибунал. Без моего участия? – рассмеялся Отто Скорцени. – Совсем обнаглели. Кто учредил ваш, извините, трибунал?
– Генерал Фромм.
– Ах, Фромм? Отменить! Вы что, действительно священник, советник консистории? Я вас спрашиваю, любезнейшей!
– Видит Бог. Я оказался здесь совершенно случайно.
– Случайно, святой отец, оказался здесь только я. А потому с меня и спроса нет. Все остальные подлежат аресту. Особенно – святые. Этого – в любую из комнат, – указал Скорцени пальцем на Герстенмайера
[27]. – Вместе с его палачами. Предварительно обезоружив.
– Но, господин штурмбаннфюрер, мы выполняем приказ командующего резервной армией генерала Фромма.
– С Фроммом мы разберемся без вашей помощи.
Брайтенгер с удивлением взглянул на гиганта с исполосованной шрамами левой щекой. Ему еще трудно было воспринять логику мышления этого человека и его манеру общения со всем остальным миром.
Эсэсовцы мгновенно обезоружили группу майора и затолкали ее вместе со спасенным евангелистом в ближайший кабинет.
– За этого святошу отвечаете головой, – уже издали крикнул Скорцени эсэсовцу, оставшемуся у входа.
– Где тут кабинет Фромма? – спросил он у другого штабиста, которого трое фридентальцев разоружали неподалеку от приемной командующего.
– Чуть дальше, – затравленно указал тот кивком головы на соседнюю дверь.
Прежде чем Скорцени успел разобраться с двумя офицерами, оказавшимися в приемной, из кабинета Фромма кто-то выглянул. Штурмбаннфюрер схватил его за грудки, выволок за дверь и спросил, словно нож к горлу приставил:
– Ты кто?
– Подполковник Гербер.
– Полковник Штауффенберг здесь? – указал он на дверь Фромма.
– Нет. Там командующий.
– Фромм потерпит. Где Штауффенберг?
Фромм и в самом деле мог потерпеть. Ему нужен был Штауффенберг. Скорцени предполагал, что он притаился у командующего. Штурмбаннфюрер очень опасался, чтобы в этой суете и свалке кто-нибудь случайно не пристрелил «убийцу фюрера» или позволил ему улизнуть. Еще больше Скорцени не хотелось, чтобы «убийца фюрера» застрелился, – что было бы слишком «красиво» для него. Мало того, Скорцени очень переживал, как бы его телефонный знакомец не пострадал… от сердечного приступа. Настолько он нужен был сейчас штурннбанфюреру живым и невредимым.
– Где Штауффенберг, я спрашиваю?!
– Его нет.
– Что значит «нет»? – стукнул подполковника затылком о стену. – Он был здесь. Где он находится?
