– Когда мы будем знать, что собирается предпринять Великий Воин Пустыни, тогда мы будем знать, как нам к нему относиться и чем мы можем помочь ему уже сейчас.
Чувствовалось, что шейх действительно обладает довольно большим запасом германских слов, но тем страннее выглядело то, как безбожно он их коверкал. Можно было подумать, что учителем его был человек, который сам тоже имел довольно смутное представление о берлинском или каком-либо ином истинно германском произношении.
– Сколько всадников вы можете выставить? – Только теперь фельдмаршал вновь взялся за бутылку и наполнил бокал «бедуина бедуинов».
Сделав несколько глотков, Сабах поставил бокал на столик и, молитвенно вознеся руки, проговорил:
– Почти тысячу сабель.
– А если по правде, – пробубнил адъютант, – то едва наберется пять сотен.
– Во всяком случае восемьсот я могу созвать хоть сейчас, – решил подстраховаться Вождь Вождей, почти злобно взглянув при этом на Герлица. Наверное, он так и не смог понять, кто этот человек на самом деле, и если он действительно всего лишь адъютант, то почему фельдмаршал позволяет ему вмешиваться в их разговор. – Правда, ружей у нас наберется не более сотни.
– Да и те старые, – продолжал комментировать Герлиц. – Мушкеты времен короля Людовика ХV, собранные по провинциальным театрам, – вот что это за ружья!
– И очень мало патронов, – почти с вызовом продолжил свой рассказ шейх. – В той войне, которую ведете сейчас вы, господин фельдмаршал, и англичане, мое войско действительно ровным счетом ничего не значит. Но мы и не собираемся принимать участие в этих боях.
– А я-то думал, что мне удастся использовать вашу верблюжью конницу в боях против английских танков! – иронично улыбнулся Роммель.
– Зато наша сила, – простил ему этот оскорбительный юмор шейх аль-Сабах, – проявится тогда, когда вы, господин фельдмаршал, решите создавать в Пустыне Пустынь свое королевство, свой, как это… – пощелкал он пальцами, – как по-германски называется империя?
– Свой рейх, – иронично подсказал Герлиц, который вел себя как артист, которому выпало выступать в роли суфлера; вот только подсказывать приходилось своему главному сопернику по сцене.
– Да, свой рейх. И тогда вы станете добиваться дружбы каждого нашего вождя, тогда на счету будет каждый мой воин.
– Почему вы так решили? – резковато спросил Роммель. – Если мы победим, нам и своих воинов будет хватать.
– Но вы не сможете построить здесь свою империю без нас. Принцип останется тот же: вам, европейцам, – города, нам – пустыня. При любом белом правителе здесь все равно будет существовать Страна Пустыни, а не Страна Городов.
– Оставим этот вопрос на рассмотрение наших архитекторов. Если я верно понял, вы хотите знать, намерен ли фюрер включать эту территорию в состав Великогерманского рейха.
– Мы знаем, что намерен, иначе зачем бы он терял здесь столько солдат. Но сумеет ли фюрер устоять в войне против русских и англичан там, в Европе? И если не сумеет, то как будете вести себя вы, находясь со своими войсками в нашей пустыне?
Роммель беспомощно взглянул на Герлица, ожидая, как он прокомментирует этот поворот в их переговорах, однако на сей раз адъютант предательски молчал.
– Пока что мы исходим их того, что войска фюрера сумеют переломить ход войны и для нас она будет победоносной.
– Извините, фельдмаршал, но мы в этом не уверены. События в Европе складываются не так, как это виделось фюреру и вашему генералитету.
– Просто сведения вы получаете не из наших, а из английских источников.
Наступила неловкая пауза. Шейх не стал отрицать того, что отрицать было просто бессмысленно.
– Мы получаем их из разных источников, фельдмаршал, – молвил Вождь Вождей, поднимаясь и давая понять, что встреча завершена. – Сейчас это не имеет принципиального значения. Важно то, что мы, бедуины, никогда не следуем за миражом. Кто идет за миражом – тот погибает, ибо это пустыня, фельдмаршал.
– Фельдмаршал терпеть не может, когда с ним начинают говорить восточными загадками, – наконец напомнил о себе Герлиц. – Поэтому мой вам совет: объясните четко и ясно, что именно привело вас сюда.
– Нас интересует, намерены ли вы, лично вы, господин фельдмаршал, создавать здесь свой собственный рейх.
– Но я не могу создавать свой собственный рейх, – почти прокричал Роммель, очевидно, испугавшись самой постановки вопроса. – Я ведь не фюрер!
– Это исправимо. Когда Гитлер решил создавать ваш Третий рейх, он ведь тоже не был фюрером. Потому что фюрером становится только тот, кто по воле богов решится создавать свой рейх.
– Логично, – почти непроизвольно изрек Герлиц, но, встретившись с суровым взглядом командующего Африканским корпусом, поспешно уточнил: – Однако окончательного решения фельдмаршал еще не принял.
Шейх поднялся и едва заметно склонил голову перед фельдмаршалом.
– Мы хотели бы знать, когда это решение будет принято. Поймите, это очень важно.
– Попытаюсь понять.
– Возглавляемый мною совет вождей готов будет поддержать вас независимо от того, победит ли ваша армия в Европе или нет и останется ли фюрер у власти. В свое время я учился в Швейцарии и жил в кантоне, в котором преобладает германский язык. А еще я был свидетелем того, как именно Гитлер приходил к власти, и неплохо знаком с его программой. Многое из того, что он пропагандировал и чего добивался, мне нравилось. А то, что мне и многим другим в нашей стране сейчас не нравится в его программе, – появилось значительно позже, следовательно, его изначально можно избежать.
Шейх уже направился к выходу, но перед ним вдруг предстал Герлиц.
– Если предположить, что фельдмаршал решится создать здесь рейх Пустыни Пустынь, я сказал: Если предположить… Кем в этом рейхе хотели бы видеть себя вы?
– Председателем парламента или как он там будет называться.
– Вот теперь ситуация проясняется.
– Притом, что всеми высшими полномочиями, – поспешил уточнить шейх, – как и в современной Германии, будет обладать фюрер. В данном случае – Фюрер Пустыни Пустынь. Кажется, я ответил на все ваши вопросы. Встретимся через месяц. Если вы, фельдмаршал, – оглянулся на Роммеля, – примете решение раньше, вы найдете способ связаться со мной… мой Фюрер Пустыни.
* * *
Когда аль-Сабах ушел, Роммель молча наполнил свой бокал и залпом выпил. Он вдруг почувствовал себя таким уставшим и внутренне опустошенным, словно беседовал не с реально существующим шейхом, Вождем Вождей, а с пришельцем из иных миров.
– Почему вы молчите, Герлиц? – поинтересовался он после того, как несколько раз прошелся по шатру.
– Я не молчу, я размышляю.
– Тогда, может, хоть вы, великий мыслитель, объясните мне, как расценивать этот визит?
