Поражаясь поведением Имперской Тени, фюрер конвульсивно вцепился руками в краешки едва выступавших кирпичей. Сейчас он был похож на рассвирепевшего циклопа, способного в ярости повергнуть всю стену.
«Его тоже стоит понять, – упрекнул себя Скорцени. – Кто знает, как повел бы себя ты, исподтишка наблюдая паясничание двойника, которого сработали под тебя лучшие хирурги и надрессировали лучшие психиатры и… диверсанты? Как только Тень Скорцени зажил бы самостоятельной жизнью, ты наверняка взвыл бы от негодования и чувства своей ненужности на этой земле».
– Может быть, вы еще и скажете мне, почему я должен заниматься кладбищами? – недовольно проговорил Великий Зомби.
– «…Почему я должен заниматься кладбищами?» – оставаясь верным своей привычке повторять последние сказанные фюрером слова, пробубнил Шауб. – Вы – фюрер. Кладбищами вы можете не заниматься. Но ведь вы сами создали этот архитекторский совет, мой фюрер, поскольку понимали значение мемориалов столь же глубинно, как и любой из фараонов – величие пирамид.
Этого аргумента оказалось достаточно. Адъютант не только убедил лжефюрера в важности дела, которым занимаются Меттерс и его братия, но – что самое главное – помог окончательно утвердиться в мысли, что его воспринимают не как Имперскую Тень, а именно как фюрера.
– Пусть войдет, – пренебрежительно согласился Великий Зомби. И, вновь усевшись в кресло, поставил ноги на оградку камина, как это любил делать, находясь в своей ставке «Бергхоф», Адольф Гитлер.
– Это действительно я? – не удержался фюрер, искоса поглядывая на Скорцени.
– Во всяком случае он очень напоминает вас, – дипломатично ответил Скорцени, еще раз проникшись тем страхом, который пронизывает – и обязательно должен пронизывать – сейчас Великого Зомби.
– И вы считаете, что Меттерс не заподозрит подвоха?
– Сначала мы увидим это по его поведению, а затем спросим у самого штандартенфюрера СС Меттерса. – Скорцени знал, что слова, молвленные здесь, в этой тайной комнатке для подслушивания, до зала не долетают. Старинные мастера акустического шпионажа учли и эту особенность тайной каморки.
– По-моему, нам здесь больше нечего делать, – попытался было подняться Гитлер.
– Еще несколько минут, мой фюрер, – остановил его Отто.
– Думаете, это будет интересно? – каким-то упавшим, неуверенным голосом спросил Гитлер.
– Возможно, минуты, проведенные сейчас здесь, избавят вас от необходимости личной встречи с Великим Зомби. – Скорцени догадывался, как фюреру не хочется окончательно соглашаться на эту встречу, хотя предварительное согласие он уже дал. Как он побаивается этой встречи. Да-да, и побаивается – тоже.
– Или избавит мир от самого Великого Зомби, – неожиданно резко произнес Гитлер.
– Я понимаю, что эта встреча особого восторга у вас не вызовет, но интересы вашей безопасности, интересы рейха… Это они требуют от нас появления таких людей, как Зомбарт, как Великий Зомби, как ваша тень.
Их взгляды встретились. Вряд ли Гитлер догадывался, насколько остро Скорцени воспринимал чувства, которые обуревали его сейчас. Лишь минуту назад, когда Великий Зомби уперся ногами в оградку, он молвил себе: «Нет, если бы там восседал лжескорцени, ты сегодня же отправил бы его к тем истинным теням, среди которых нашлось бы место и тени диверсионно-имперской…» И был бы прав.
Но только что фюрер произнес слова, которые заставили Скорцени вздрогнуть. Он очень прозрачно намекнул на то, что мир пора бы избавить от Великого Зомби. Намекнул или уже приказал?! И где грань между тем, на что фюрер намекает и что приказывает? И потом, не закралось ли в душу фюрера подозрение в том, что он, Скорцени, готовится удивить мир еще одной авантюрой: на сей раз – с подменой фюрера? «Не пора ли повнимательнее присмотреться к самому Скорцени? Ведь, превратившись в “самого страшного человека Европы”, Скорцени в то же время превратился и в самого опасного человека из окружения фюрера».
Конечно, Скорцени попытался убедить фюрера, что то, что он делает, сотворяя из Зомбарта Имперскую Тень, – исключительно в интересах Германии, в интересах фюрера. Вот только убеждают ли эти объяснения самого фюрера? Способны ли они в принципе убедить его?
А тем временем события в Восточном зале развивались по законам мира двойников, когда-то зарождавшегося, по всей вероятности, на Востоке.
– Хайль, мой фюрер. Я понимаю, что, возможно, кому-то моя просьба покажется слишком несвоевременной.
– Она и мне показалась несвоевременной, штандартенфюрер, – довольно уверенно прервал Великий Зомби доклад Меттерса. Может быть, даже слишком уверенно. И фюрер, несомненно, обратил на это внимание.
– Вы так считаете, мой фюрер? – опешил полковник СС и растерянно оглянулся на стоявшего сбоку и чуть позади него адъютанта Гитлера. Он-то был уверен, что Шауб согласовал с фюрером тему доклада.
– Но коль уж вы здесь… – смилостивился над ним «фюрер», – то хотя бы напомните, где и кого мы должны были с вами хоронить?
– Вот-вот, – чопорно подтвердил Шауб, уловив в словах «фюрера» явную иронию, – где и кого?
– С того времени, когда был разработан план создания общеевропейского воинского мемориала Третьего рейха, в мире многое изменилось. Например, у вас отпала необходимость проектировать, а тем более – строить помпезный мемориал победы в Москве. – Услышав это дерзкое заявление своего двойника, фюрер недовольно покряхтел и качнулся в сторону так, что невольно задел плечом Скорцени. Но когда первый диверсант Европы удивленно взглянул на него, то увидел, что вождь рейха вновь припал к глазкам-биноклям. И почему-то почувствовал, что с этой минуты уже не будет надобности уговаривать фюрера досмотреть этот спектакль, с двойником Гитлера в главной роли, до конца. Он уже и так захвачен его сюжетом.
– В Москве – да, – едва слышно проговорил Меттерс, опять представ перед неожиданным поворотом разговора с фюрером. – Собственно, проект уже был почти готов.
– Любопытно будет взглянуть на него, – не собирался щадить главного гробовщика рейха Великий Зомби.
И тут вдруг Скорцени поймал себя на страшной догадке: «А ведь Зомбарт предполагает, что за этой встречей каким-то образом наблюдает сам фюрер. Или, по крайней мере, ему будет предоставлена запись их разговора». Если действительно догадывается, тогда в эти минуты он откровенно дерзит, играя и фюреру, и ему, Отто Скорцени, своему творцу, на нервах.
Конечно же, это – игра висельника на веревочной петле, игра самоубийцы… Но почему-то же Зомбарт решается на нее!
– Если прикажете, вам будет доставлен и этот, еще далеко не оконченный, проект московского мемориала…
– Так вы что, до сих пор не закончили его?! – вдруг взревел лжефюрер. – И наверняка прекратили работу над ним еще осенью 1941-го, задолго до того, как русские сорвали наше наступление на Москву?! Я-то думаю, почему нас постигает неудача за неудачей! Или, может быть, вы собираетесь дорабатывать его, уже согласуя со Сталиным?
