«Но ты ведь знаешь больше, чем узнал я, и объяснить сможешь лучше, нежели я».
«Ты прав, Черный Генрих, но все, что я могла сделать для тебя, я уже сделала. Хотя не имела права этого делать, за что, как видишь по моему состоянию, сразу же была наказана».
«Почему не имеешь права? Ну объясни, объясни!»
Несколько минут гадалка сидела с закрытыми глазами и молчала. Затем тяжело вздохнула и молвила:
«Хорошо, на несколько вопросов я отвечу. Однако как только в следующий раз потребую, чтобы ты ушел, ты уйдешь. Сразу же, во имя своего же спасения. И никогда не будешь искать встречи со мной. Я найдусь сама. Через несколько лет. Когда ты будешь в другом городе и другим человеком. А ставить тебя перед зеркалом судьбы я не имела права, потому что ты – человек черной кармы и очень черной судьбы. На тебе уже сейчас просматривается кровь, гибель и страдания миллионов людей».
«На мне?!» – расхохотался Гиммлер.
«На тебе, Черный Генрих, на тебе».
«Да кто я такой?! Посмотри на меня, я же никто».
«Пока что – да, никто».
«А кем стану потом? Наполеоном, что ли?»
«Зачем тебе быть Наполеоном? Такому человеку, как ты, нет необходимости ни становиться Наполеоном, ни завидовать его судьбе. Ты не Наполеоном будешь, ты будешь… Гиммлером! Человеком, при одном упоминании фамилии которого весь мир будет вздрагивать. Гиммлером ты будешь, Черный Генрих, Гиммлером! А Черным Генрихом тебя назовут твои же соратники, люди в черном, колонны которых ты видел и тысячами которых ты будешь командовать. Я не знаю, что это будут за люди, как они станут называться, знаю только, что будут они людьми страшными».
«Бред все это! – поднялся Гиммлер, чтобы уходить. —Я выращиваю цыплят, и дай Бог, чтобы фабрика моя процветала».
«Ты прав: это чистый бред. Поэтому забудь о нем и живи себе дальше, как жил. Если только сможешь теперь, после встречи со мной, жить, как жил раньше».
«Глупая ты женщина, – поморщился Гиммлер, бросая ей на стол несколько марок. – Заплатить я тебе, конечно, заплачу, как договаривались, – но все равно ты глупая и шарлатанка».
Пока Гиммлер все это говорил, гадалка положила его деньги в стоявшую посреди стола пепельницу, которой никогда в его присутствии не пользовалась, и уставилась на них взглядом своих черных колдовских глаз. Под этим взглядом, словно под пламенем зажигалки, они и загорелись.
«Извини, – пробормотал Гиммлер, в страхе пятясь к двери. – Видно, я действительно ничего в тебе не понял. Скажи хотя бы, что будет с моей фабрикой цыплят».
«Сгорит, как эти твои замусоленные, грязные марки. Но не потому, что я наведу на тебя порчу и злых духов, этим я как раз не занимаюсь; а потому, что цыплята – не твоя судьба. Ты – птица иного полета. Большая, хищная черная птица. А вот женщина, которая живет с тобой под одной крышей, должна исчезнуть. Это мощный энергетический вампир, который истощает тебя изо дня в день».
«Вот тут ты угадала, – признал Гиммлер, – это действительно вампир. Но если, по-твоему, я такой страшный и черный, почему ты взялась поставить меня, как ты говоришь, перед зеркалом судьбы»?
«Потому что в этом страшном мире моя судьба каким-то невероятным образом будет зависеть от твоей судьбы, а твоя – от моей. А еще скажу, что ты будешь вторым человеком в этом государстве. Великим, могучим, всесильным. Вот только тот человек, который станет первым, окажется еще чернее, он-то и погубит и себя, и тебя, и половину мира».
«Я видел, что ты сделала с деньгами, но все равно, то, что ты сейчас говоришь – это просто бред».
«С этой спасительной мыслью и уходи. – Но, когда он уже взялся за дверную ручку, гадалка вдруг сказала: – Кстати, об отраве. В мире найдутся миллионы людей, которые, как о великом счастье и даре Господнем, будут мечтать о том, чтобы отравить тебя, застрелить, повесить. Однако умрешь ты от яда, который примешь сам, сознательно. Спасая себя от суда, гнева миллионов людей и виселицы. Но прежде чем ты примешь отведенную тебе долю яда, ты поможешь мне. И до тех пор, пока ты будешь беречь меня, до тех пор Высшие Силы и будут тебя терпеть на этом свете. Вот теперь иди, потому что теперь ты знаешь о себе все. И не вздумай обращаться к еще какой-либо гадалке».
Прошло немало лет. Гиммлер уже был рейхсфюрером СС, под его началом маршировали десятки тысяч отборных людей в черном, а ближайшие подчиненные – кто из ненависти, а кто по усвоенной привычке – называли его именно так, как когда-то назвала черноволосая и черноглазая гадалка, – Черным Генрихом.
Гиммлер множество раз пытался установить личность этой пророчицы, навеявшей ему когда-то великое будущее; выяснить, откуда она взялась и куда исчезла, однако из этого ничего не вышло.
Вскоре после этих гаданий супружеская пара венгров-эмигрантов умерла, причем уже на третий день после смерти хозяйки сгорел от удара молнии их дом. Умерла и старушка-цыплятница, которая свела Гиммлера с этой гадалкой. Так что теперь о гадалке, некогда жившей у супружеской пары оседлых и достаточно зажиточных венгерских цыган, никто ничего не знал, и даже не мог вспомнить о таковой, словно ее никогда и не существовала.
Но однажды поздним вечером в его служебном кабинете прозвучал телефонный звонок. Звонил руководитель одного из берлинских районных управлений гестапо. Принося свои извинения и заикаясь от страха, что решился позвонить самому Гиммлеру, штурмбаннфюрер СС сказал:
– Извините, господин рейхсфюрер, но с вами хочет поговорить арестованная нашими агентами женщина, которая утверждает, что вы давно и с надеждой ждете ее звонка, поскольку просили подготовить для себя некое лечебное исповедальное зелье. Я говорил, что вас уже не может быть в служебном кабинете, а она утверждала, что вы есть и думаете сейчас о ее зелье.
– Что-что вы там сказали?! Исповедальное зелье?! Немедленно дайте ей трубку! – подхватился со своего места Гиммлер. – И выйдите вон из комнаты, чтобы она могла говорить без свидетелей! Так вы и есть та гадалка, которая тогда?! – прокричал он в трубку, услышав ее прерывистое, немного взволнованное дыхание.
– Да, Черный Генрих, я и есть та самая. Зовут меня Марией. Фамилия Воттэ. А еще меня называют Неземной Марией. Как появляются клички, вы уже знаете.
– Что я могу сделать для вас?
– Меня арестовали ваши люди в черном. По какому-то идиотскому доносу. Только что закончился очередной допрос, и утром меня собираются отправить в концлагерь. Помните, что я говорила вам о том, что моя судьба может зависеть от вашей, а ваша – от моей?
– Помню, госпожа Воттэ, помню.
– Немедленно заберите меня отсюда, присвойте, как арийке, чин офицера СС, чтобы спасти от дальнейших подозрений и доносов, и определите в свой институт «Аненербе», в котором собираете людей, подобных мне.
Гиммлер тотчас же вызвал машину, но, прежде чем сесть в нее, попросил Марию, чтобы она передала трубку начальнику отделения гестапо.
