– Думаю, мне удастся убедить их в этом. Сам Зомбарт исчезнет, словно его никогда и не существовало. Точно так же, как исчезнет большинство людей, которые были свидетелями его появления.
Фюрер вопросительно взглянул на Скорцени своими ничего не выражающими белесо-слезливыми глазами. Он сильно сдал, щеки отвисли, темные мешочные круги приобрели еще более мрачный и зловещий оттенок. Фюрер катастрофически, убийственно старел, и Скорцени опасался, что на фоне этого схождения в старчество Великий Зомби очень скоро будет выглядеть куда более убедительнее и свежее, нежели его оригинал.
– Обиталищем Имперской Тени по-прежнему будет замок Вольфбург?
– Как вы сказали? Имперской Тени?
– Будем считать это его псевдонимом.
– Имперская Тень, – с угрюмой задумчивостью повторил фюрер и, подойдя к бойнице, несколько минут созерцал открывающийся внизу лесной массив, тут и там расцвеченный буроватыми вершинами скал, служивших как бы предвестниками тех гор, гряда которых подпирала небо на далеком, подернутом дымкой горизонте.
Скорцени терпеливо ждал, когда фюрер оформит свои чувства в какую-либо мысль. Для него важно было, чтобы Гитлер сам раскрыл планы относительно Манфреда Зомбарта, на подготовку которого ушло столько усилий. Но фюрер еще дважды, как бы про себя, повторил: «Имперская Тень. Да, это действительно Имперская Тень…», – и вновь умолк.
– Однако резиденцией вашего двойника мы по-прежнему можем считать этот замок? – уже более решительно напомнил о себе Скорцени.
– Возможно, и моей – тоже. Если на фронтах все будет складываться таким образом, как сейчас, вы понимаете, о чем я говорю… То не исключено, что нам и в самом деле придется стянуть наиболее боеспособные, отборные части вермахта и СС сюда, в Альпийскую крепость, тот последний бастион, с которого ни один национал-социалист, ни один истинный германец уже не позволит себе отступить.
– То есть какое-то время Имперская Тень может оставаться здесь, заставляя противника гадать, где же пребывает настоящий фюрер: в Вольфбурге или Вольфшанце?
– Когда я окончательно решу, что должен осуществлять руководство страной и армией, находясь в Альпийской крепости, он останется в Вольфшанце. А моя ставка будет здесь или в Бергхофе. Вы не согласны с этим, Скорцени? – неожиданно спросил фюрер, настороженно глядя на обер-диверсанта СС.
«Неужели настолько сильна теперь оппозиция фюреру в Генеральном штабе и в его ближайшем окружении, что он уже не уверен ни в одном своем шаге? – мелькнуло в сознании Отто. – Да, похоже, они попросту издергали его своими заговорами, упреками и фельдмаршальскими амбициями».
– Вначале мне бы хотелось испытать его в реальной ситуации. Если только сегодня вы признаете за ним право представлять вас где-либо.
– Испытать? Уж не в Берлине ли?
– Слишком опасно. Можно дискредитировать саму идею Имперской Тени. Это должно происходить в кругу людей, действующих в ограниченном пространстве. Например, в одной из создаваемых нами колоний в Парагвае или в Африке.
– Но не сейчас, – отрубил фюрер. – Когда каждому ясно, что я нахожусь в Германии. Появление там двойника может послужить нашим врагам поводом для всяких сплетен и домыслов.
– Я предвидел такой ответ, мой фюрер. Для меня важно было ваше принципиальное согласие. Мы, конечно же, еще какое-то время выждем, а затем используем его в «Регенвурмлагере»
[60]. Причем момент его появления в подземной столице СС будет рассчитан таким образом, чтобы ни у кого из обитателей не оставалось сомнений относительно того, что там действительно появились вы. Оставив в «Вольфшанце» своего двойника.
Скорцени почувствовал, что фюрер как-то сразу же оживился, глаза его очистились от белесой слизистой пленки и приобрели выражение осознанности. Отто показалось, что фюрер попросту забыл о создании «Лагеря дождевого червя», об этом грандиозном и совершенно секретном строительстве подземного города, коммуникации которого начинались на правом берегу Эльбы в районе Мезерица, у Восточного вала, и, проходя под руслом Одера, должны были достигнуть окраин Берлина, соединившись с его системой метрополитена. Гитлер забыл о нем, и теперь был признателен обер-диверсанту СС за это напоминание.
Ко всему таинственному, что создавалось и происходило на территории рейха – будь то Альпийская крепость, с ее «горами-дотами» и шахтными выработками, которые уже сейчас превращались в мощные бункеры; секретные экспедиции в Шамбалу и за чашей Грааля или создание «Регенвурмлагеря», – фюрер относился с трепетностью истинного романтика. Чем больше таинственного и загадочного представало перед ним, тем увереннее он чувствовал себя в этой жизни.
– Я поручаю эту операцию вам, Скорцени.
– И она будет выполнена, дьявол меня расстреляй.
– Именно вам, – приблизился Гитлер к Скорцени и слегка приглушил голос, – поскольку уверен, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не станете использовать вашу Имперскую Тень против меня. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Это исключено, мой фюрер. Имперская Тень может быть использована только в роли Имперской Тени – и не более. При любых обстоятельствах мы будем рассматривать ее действия, исходя из высших интересов рейха.
Фюрер настороженно всмотрелся в лицо первого диверсанта рейха и, выдержав утомительно длинную паузу, мрачно проговорил:
– Только… в высших интересах рейха, Скорцени. Даже если вам придется действовать после того, как я уйду в иные миры.
– Считаете, что Зомбарта позволительно использовать даже в случае такого, столь страшного, исхода?
– Дело ведь не во мне, оберштурмбаннфюрер. Не в нас с вами. Дело в рейхе, в полном и ярком воплощении наших идей.
20
Едва ступив на берег Санта-Маддалены, капитан Сильвио Пореччи отправился в бар «Джованни» и был несказанно рад, увидев за стойкой самого Джованни, своего давнего друга и столь же давнего связника. Заметив его в зале, бармен чуть было не уронил стакан с вином, однако, встретившись с суровым взглядом капитана, сумел погасить свои эмоции и с холодной вежливостью поинтересоваться:
– Что господам угодно? Выпивка, закуска… Все – лучшее на острове.
– Вот и неси все свое лучшее. На троих. Только не забудь, что вино не должно быть холодным. У меня ангина.
– Оно будет теплым, как козье молоко.
– Стоит ли терять здесь время? – попытался остановить его майор Фоджа, которому, однако, и в голову не пришло, что дурацкие реплики, которыми обменялись бармен и Пореччи, были паролем.
