– Не нужно заверений, Могильщик. Наша дружба скреплена временем и кровью. – Они выпили по стакану вина, наполнили бокалы и вновь выпили. Пореччи взглянул на часы. Словно откликаясь на его зов, в дверь постучали, и на пороге появился капитан «Турина» Оливий Пьетро.
– Мне понадобится помощь. По крайней мере, одного из вас, – с ходу молвил он, прежде чем успел поздороваться с хозяином.
– Этим займется вот он, – кивнул Пореччи в сторону Карло.
– Опять труп?
– Но ведь не я же могильщик, а ты. Своим займешься, вернувшись с корабля.
– Повесят нас, Покровитель.
– Это было бы самым ужасным недоразумением из всех, которые происходили за время этой слишком затянувшейся войны. И потом, что тебе, собственно, терять? Тебе, шесть раз извлеченному из могилы.
Историю превращения Могильщика в «темного агента» капитан уже знал, поэтому Пореччи не таился.
– Не хочу оказаться там в седьмой.
– Ничтожества, – врубился в их разговор капитан «Турина», дотягиваясь до посудины с вином. – Вы начинаете свои разговоры тогда, когда их следует прекращать. Враги для того и существуют, чтобы от них избавляться, в лучших традициях сицилийских «семейств».
– В лучших традициях, – многозначительно поддержал его Пореччи.
Приунывший было Могильщик слегка оживился. Он отлично понимал, что сейчас не время демонстрировать свои страхи и сомнения. Лучшие традиции сицилийских «семейств» не терпят этого.
– Но я хотел бы знать, кто за нами стоит, – все же попытался он перевести разговор в более надежное русло.
– Действительно, кто за нами стоит? – неожиданно поддержал его Оливий Пьетро.
– Капитан Пореччи. Этого недостаточно?
– Более чем достаточно, капитан. Особенно если мы узнаем, какое ничтожество стоит за Пореччи, – ничуть не смутился Пьетро. – Все-таки речь идет о сокровищах.
– Германских сокровищах, – уточнил Могильщик.
– За мной стоит не ничтожество.
– Ты же знаешь, что для меня все – ничтожества. Кроме тебя, капитан.
– Кто же все-таки?
Пореччи налил себе вина, полуосушил бокал… Он явно не готов был ко столь напористому выяснению и вначале хотел сослаться на княгиню Сардони. Он уже чуть было не назвал ее имя, но вовремя сдержался, с ужасом подумав, что с этой минуты она могла быть втянутой в их интриги. И на первом же допросе… Если до него дойдет – Могильщик и Пьетро смогли бы указать на нее как на организатора. Капитан нервно поерзал на стуле. Мария-Виктория… Господи… Он никогда не решится бросить тень на эту женщину. Даже если отношения у них не сложатся, если она предаст. Вилла «Орнезия». Скала Любви. Их туземная хижина. Ласки княгини… Как можно предать все это, не предавая самого себя?
– Ладно, скажем… За нами стоит Скорцени, – важно произнес Пореччи, победно осматривая своих сообщников.
– Кто-кто?! – потянулся к нему через стол Могильщик. Он прекрасно помнил, что именно Скорцени организовывал поиски Муссолини на Санта-Маддалене. А после того, как первый диверсант рейха совершил свое похищение, постарался разузнать о нем все, что только возможно было. Однажды даже рискнул отправиться в Рим специально для того, чтобы скупить столичные газеты, в которых много писалось тогда об этой операции гауптштурмфюрера СС. И теперь не собирался скрывать, что Скорцени стал его кумиром.
– Что вас удивляет, сеньоры удачи? Да, тот самый Отто Скорцени. Начальник диверсионного отдела Главного управления имперской безопасности рейха. Иначе я попросту не стал бы втравливать вас в эту историю и не стал бы влезать в нее сам. Скорцени понимает, что, когда кончится война, без помощи итальянцев до «сокровищ фельдмаршала» ему не добраться. Ни здесь, на Корсике, ни тем более в самой Италии.
– Неужели Скорцени? – окончательно воспрял духом Могильщик.
– А кто, по-вашему, руководит операцией по расчистке подходов к сокровищам от слишком любопытствующих офицеров армии и контрразведки? Я, что ли?
– Тогда это совершенно меняет дело, Покровитель. Нужно было сразу же сказать. Я-то считал, что тот лейтенант… – он вопросительно взглянул на Пьетро, пытаясь понять, знает ли капитан «Турина» о Конченцо, однако Пореччи не дал ему договорить…
– Пьетро это не интересно. Все, что требовалось сказать, я сказал. Теперь вы понимаете, что, как только настанет время, у нас окажется достаточно и сил, и денег, чтобы закончить то, что не удалось Роммелю. Что со Скорцени я знаком давно, ты, Могильщик, знаешь.
– Можете не объяснять, Покровитель.
– Теперь главное – выжить и дождаться конца войны.
– Коза ностра по-сантамаддаленовски.
– Заговариваешься, Могильщик.
25
В Берлин они въезжали с той окраины, которая только вчера подверглась авианалету союзников. Еще дымились, источая трупный чад, руины; чернели обгоревшие глазницы уцелевших домов, у которых машину то и дело останавливали патрульные, требуя предъявить документы или просто заставляя двигаться в объезд, поскольку дорога завалена обломками.
– Берлин вам, конечно, представлялся не таким.
– После того что мне пришлось увидеть на бывших оккупированных территориях, он не представлялся мне никаким.
– Смело, – признал Штубер. – Однако о впечатлениях от оккупированных территорий советовал бы распространяться как можно реже. Не из страха, просто среди офицеров СС это как-то не принято. Не говоря уже об офицерах СД и гестапо.
За рулем сидел Зебольд. Берлин он знал плоховато, водителем был не из самых искусных, а потому вел их «виллис» так, словно сидел за рулем грузовика, пробивающегося по лесной просеке поближе к базе партизан. Во всяком случае, так это казалось Штуберу, которому вдруг вспомнились шпили Подольской крепости и дороги трижды проклятого им Черного леса.
Когда адъютант Скорцени ввел их в кабинет шефа, первый диверсант рейха, увлекшись, еще несколько мгновений блуждал взглядом по висевшей на стене карте. Он знал, что Курбатов, о котором немало наслышан, уже в приемной, и этот его рейд по карте был своеобразной данью мужеству русского диверсанта.
Мысленно созерцая его многокровный путь, Скорцени пытался проникнуться тем чувством, с которым командир маньчжурских легионеров должен был предстать сейчас в столице рейха перед суровой мрачноватостью здания Главного управления имперской безопасности. Состояние «самого страшного человека Европы» напоминало состояние тибетского гуру, сумевшего ввести себя в состояние блаженственного миросозерцания.
– Господин оберштурмбаннфюрер, подполковник Белой русской армии, командир группы диверсантов князь Курбатов, – нагло ворвался в этот экстаз фантазии голос Родля.
Скорцени медленно оглянулся, молча подошел к князю и, пожимая руку, всмотрелся в его исхудавшее, но все еще поразительно молодое, привлекательное лицо. А затем, вложив руки в карманы брюк, долго пошатывался на носках сапог, с любопытством ожидая, как он поведет себя.
