Лицо Мастарны расплылось в улыбке:
– Клянусь морем, – он хлопнул Бокха по плечу, – ты умеешь торговать!
Забрав золото, карфагеняне направились к лодке, оставив товары невидимым покупателям.
Ганнон испытывал большое удовлетворение. «Отсюда, – думал он, – река золота потечет в Карфаген, и залив оправдает свое название».
Оставалось закрепить за собой Керну до прибытия колонистов. Ганнон решил оставить на островке моряков, снабдив их припасами, оружием, сетями для рыбной ловли. Судя по обилию чаек, в заливе было множество рыбы.
Моряки принялись рубить лес и расчищать место для хижин. В них они поселятся сами. Потом их заменят колонисты из Карфагена. Одновременно Ганнон готовил корабль к плаванию.
Бокх рассказал, что к югу от Керны в океан впадает большая река Хрета
[63]. На ее берегах добывают золото, которым торгуют в Керне. К Хрете и решил плыть Ганнон.
Большая река
«Сын бури» мчался к югу, и какая-то пугающая беспечность была в легкости его движения.
После пяти дней плавания показался широкий, окутанный дымкой залив. Воды его имели желтый цвет, и Ганнон понял, что в залив впадает большая река. Это и была Хрета.
Чтобы войти в реку, пришлось ждать прилива. О его приближении свидетельствовали глухой, могучий рев и белая полоса пены.
По сравнению с Хретой все виденные Ганноном реки могли показаться ручейками. Корабль шел посередине реки, ее берега были едва видны.
Странное чувство овладело Ганноном: ведь здесь не был ни один человек, родившийся на берегах Внутреннего моря. Неведомый мир властно звал его вперед. Голова была в тумане, сердце стучало.
На песчаных отмелях, как черные бревна, лежали огромные ящерицы. Их пасти с острыми зубами были раскрыты, словно в язвительной усмешке.
– Смотри, что это за чудовище! – воскликнул Гискон.
Мидаклит радостно потирал руки:
– Это крокодил, или, как его называют египтяне, хамис. Крокодилы в Хрете! Гекатей уверяет, что они водятся только в Ниле!
– А может быть, эта река и есть рукав Нила? – предположил Ганнон.
– Возможно, ты и прав. Нил и эта река могут иметь общие истоки
[64].
Морякам встретились и бегемоты. Одно из чудовищ проплыло возле самого корабля.
Мидаклит и Ганнон ринулись к борту, чтобы рассмотреть речного гиганта. Он был в длину не менее десяти локтей. Кожа на его боках обвисала толстыми складками.
– Гиппопотам! – сказал Мидаклит по-гречески
[65].
– А мне кажется, – возразил Ганнон, – бегемот скорее похож на речную свинью.
– И мясо у него как у свиньи, – вставил Малх. – Давайте его убьем!
– Как ты это сделаешь, если его шкура толще, чем обшивка на твоем корабле, и из воды торчит только один нос!
– Не только нос, но уши и глаза! – поправил Мидаклит. – Он слышит, и видит, и нюхает, но почти весь в воде.
Корабль подошел ближе к берегу и стал на якорь.
В лодку спустились Малх, Мидаклит, Бокх, Саул и Мастарна.
– Возьмите и меня! – попросил Гискон.
Ганнон сделал мальчику знак, чтобы он оставался на корабле, и, махнув на прощание Синте, вышедшей его проводить, спустился в лодку.
Берег, на который они высадились, был покрыт высокой болотной травой и огромными стволами деревьев, видимо сваленных бурей. Высохшая верхушка одного дерева лежала прямо на воде, и Мастарна решил привязать к ней лодку.
При его приближении, поднимая тучи брызг, в воду бросился крокодил. Саул погрозил ему кулаком:
– Проваливай, а то я спущу с тебя шкуру и сделаю из нее отличную плеть! Такая плеть сможет поднять и мертвого! – И он подмигнул Мастарне.
– Не отнести ли нам товары туда? – Мастарна указал на песчаную отмель шагах в двухстах от того места, где они высадились. – Тут сыро!
– А пока вы перенесете товары, мы с Мастарной поедем за новой партией, – предложил Саул.
– Обернемся мигом! – добавил тот, заметив, что Ганнон колеблется.
Мастарна сделал знак Саулу, чтобы тот следовал за ним. Оба прыгнули в лодку и налегли на весла. Карфагеняне перенесли товары на песчаную отмель и стали собирать сучья для костра. Это оказалось не легким делом. Поваленные стволы деревьев, так же как и трава, были пропитаны влагой. Собрав сучья, Ганнон отнес их к Бокху, высекавшему с помощью кремня и кусочка железа огонь. Маврузий не привык к такому способу добывания огня и, утомленный бесплодными попытками, бросил наконец кремень и железо в воду. Взяв палочку, он острогал ее конец, видимо решив добыть огонь по-своему. Ганнон присел на корточки, наблюдая за приготовлениями Бокха. Ему еще никогда не приходилось видеть, как добывают огонь без кремня и железа. Бокх не мог отыскать сухого куска дерева. На помощь ему пришел Малх. Он предложил маврузию щепку, отколотую от весла.
Мидаклит бродил по берегу, разглядывая невиданные травы.
– Беда! Беда! – вдруг послышался его взволнованный голос.
Грек бежал, размахивая руками.
Ганнон вскочил и побежал навстречу учителю.
Грек тяжело дышал.
– Ушел! – наконец выдохнул он.
– Кто ушел?
Мидаклит молча указал на реку. И тут только Ганнон разглядел, к своему ужасу, удаляющегося «Сына бури».
– Будь проклят этот этруск! – яростно закричал Малх. – Клянусь морем, это его работа! А ты еще его выкупил из рабства! – Старый моряк потрясал кулаками.
Ганнон сидел неподвижно. В его памяти всплыли слова Мидаклита: «Не нравятся мне эти друзья. Жди от них беды, суффет». И вот пришла беда, неожиданная и неотвратимая. Что будет с Синтой? Пираты могут надругаться над ней, продать ее в рабство! Хорошо, что с Синтой маленький друг. Но сможет ли он ей помочь?
Внезапно Ганнон ударил себя ладонью по лбу:
– Это он! Как я не догадался сразу!
– О ком ты говоришь?
– Мастарна! Это он тогда ночью искал Синту. Это его видел Гискон!
– Похоже, что ты прав, – вздохнул Малх. – Выходит, что его подговорил Стратон, порази его бог в пятое ребро! Мидаклит, а как полагаешь ты?
Грек ходил по берегу. Судя по коротким фразам, изредка вылетавшим из его уст, Мидаклита больше всего волновала судьба свитка и «рисунка земли», оставшихся на корабле. То и дело Мидаклит вытаскивал из-под хитона костяную табличку с дорогой его сердцу надписью «Атлантида» и смотрел на нее с таким видом, словно хотел сказать: «У меня осталось только это».
