– А выходили они без баллона? – спросил Краснов.
– Не знаю.
– Пригласите вашу приятельницу сюда.
Соседка, интеллигентная женщина средних лет, прибежала, будто только и ждала, когда ее позовут. Она сразу подсела к Калерии на диван с высокой спинкой и взяла ее за руку, выражая свое молчаливое соболезнование. Ипсиланти еще с минуту оценивал дочь Фисуна, которую с ходу отнес к категории мегер. В отличие от брата и папы она была худая, даже костлявая, с застывшим на лице выражением недовольства, будто весь мир в долгу перед ней. Впрочем, ее папу убили, и, наверное, это достаточный мотив, чтобы возненавидеть мир.
– Когда выстрелили в Силантия Игоревича... – начала соседка, но Ипсиланти прервал ее:
– А вы слышали выстрелы?
– Нет, выстрелов я не слышала. На улице был шум, я выглянула в окно и увидела, что Силантий Игоревич лежит на тротуаре, а Марьяна стоит рядом, кричит... Ну, а потом муж спустился вниз, узнал, что Силантий Игоревич ранен... Потом приехала милиция. Потом стало тихо. У нас, кстати, всегда тихо. А потом я заснуть не могла – сердце. Знаете ли, трудно переживать такие события... Не спала я долго. Где-то в половине второго ночи встала, приняла капли и в окно посмотрела. Меня привлек шум мотора автомобиля. Смотрю – у входа в дом Фисунов остановилась машина. Светлая. Из нее вышел мужчина, который держал в руках... Знаете, когда-то газ привозили в баллонах, так вот он держал похожий баллон, только более узкий. Ему открыла Марьяна, я видела, ведь вход в дом сразу с улицы...
– Марьяна! – заставил всех вздрогнуть очередной вопль болтливого попугая, далее последовала нецензурная брань.
– Говорят, надо платком накрывать птицу, – сказал Краснов. – Она думает, что наступила ночь и засыпает.
– Он же не в клетке, – возразила Калерия. – А подойти к нему я боюсь. Он только папу подпускал.
– Не обращайте внимания. – Натянул на лицо нечто вроде улыбки Ипсиланти, обращаясь к соседке, вытаращившей потрясенные глаза на птицу. – Что было дальше?
– Я, признаться, плохо подумала о Марьяне, – продолжила соседка. – Сами посудите: муж в больнице, а к ней мужчина приехал. А через полтора часа они оба вышли. Это было... в половине второго он приехал... да, вышли они в три с хвостиком. Вышли с двумя сумками. Сели в машину и уехали.
– Номер вы, конечно, не запомнили, – сказал Ипсиланти.
– Конечно. Поэтому я его записала.
Она достала из кармана вязаной кофты сложенный листок, протянула ему. Ипсиланти прочел, передал листок оперативнику, спросил соседку:
– Вышли они без... баллона?
– Без, – ответила она. – И очень торопились.
Вскоре оперативники нашли автоген, принесли в гостиную.
– Значит, мужчина привез автоген... – задумчиво произнес Ипсиланти. – Зачем это им сварка понадобилась?
– Может, наоборот? Может, вскрыть что-то хотели? – подал идею Краснов.
– Крыть! Крыть! – закричал Бакс. – Грохнули кабана! Резак! Сейф! Радик!
– Ну, вот, а ты хотел усыпить птичку, – подковырнул Краснова Ипсиланти. – А он у нас главный свидетель. Калерия Силантьевна, где сейф вашего отца?
– Этого никто не знал, – разволновалась она, уже догадавшись, что здесь произошло. – Я даже не слышала такого слова – сейф. Не думаю, что папа доверился Марьяне и показал сейф, он хотел выгнать эту ленивую корову...
– Марьяна корова! – закричал неугомонный Бакс. – Сука Марьяна!
– Ребята, рассредоточьтесь по комнатам, – попросил Ипсиланти оперативников. Только теперь, после упоминания о сейфе, он заинтересовался обстановкой в доме Фисуна и разглядывал обставленную безвкусно, но безумно дорого гостиную. – Всем искать сейф. Обследуйте стены, за мебелью посмотрите. Спасибо, вы свободны, – сказал следователь соседке, хотя ей так хотелось побыть в доме и узнать из первых уст, что да как.
Прошло еще некоторое время. Краснов задал несколько второстепенной важности вопросов дочери и сыну Фисуна, скорее от нечего делать, и вдруг его привлекли небольшие темные пятна на светлых обоях, будто стену забрызгали грязью. Краснов приблизился к стене, рассматривая пятна. А ведь это не грязь... Он подозвал Ипсиланти, а когда тот подошел, указал на стену:
– Георг, по-моему, это следы от искр. Как думаешь?
Ипсиланти не ответил, а заглянул под картину снизу, затем взялся за раму и снял полотно. Очень примитивно: сейф закрыть картиной. Но сейф есть, и он оказался вскрытым.
– Я так и знала! – переполнилась гневом Калерия. – Мерзавка! Сбежала с деньгами! Она его убила, она! Не сама, конечно, подговорила такого же негодяя, как сама.
Глава 6
– Люд, это ты? – послышался из дальней комнаты голос Тимки.
– А кто еще? Сейчас будем ужинать, – откликнулась она и повернулась к самому крупному грабителю. – Пожалуйста, не при нем. Я все отдам, что у меня есть. Вы заберете и тихонько уйдете, хорошо? У меня ребенок...
– Заглохни, – вяло и очень страшно сказал он. – Зови пацана.
– За... зачем? – Люда отступила в угол, не понимая, что же им нужно. – Пожалуйста, не надо его пугать, он без вас напуган. Я же сказала: отдам все...
– Зови! – процедил мужчина.
– Люд, кто к нам пришел? – крикнул из комнаты Тимка.
– Конь в пальто, – хмыкнул худосочный и прыщавый парень.
Люда все не оставляла надежды уговорить грабителей забрать ее богатства не при мальчике, но не успела вновь заговорить, как в прихожую вбежал Тимка. Трое мужчин странно замерли.
– Тима, иди к себе в комнату, – нарушила напряженную тишину она.
– Иди к ней, – приказал мальчику здоровяк, наверное, главарь.
Приветливое выражение с мордашки Тимки смыло, как волной, он метнулся к Людмиле, которая тут же обняла его:
– Не бойся. Это мои знакомые.
– Фафик, за дело! – кивнул на Люду и Тимку старший.
Третий, со странной кличкой Фафик, выступил на середину квадратной прихожей и... Люда перенесла шок: он вынул из-за пояса пистолет, приставил к нему какую-то штуковину и стал навинчивать ее на ствол....
– Господи! – взвизгнула она. – Что вы хотите?
С невероятной скоростью Людмила вдруг оценила ситуацию: Фафик ухмыляется, главарю скучно, а прыщавый скелет получает кайф, наблюдая за происходящим. Ей стало понятно, что просить этих троих о чем бы то ни было глупо, они – другая порода, выведенная временем и такими же мерзавцами, для которых не существует моральных установок. Она подумала, глядя, как дуло пистолета опускается сверху на нее, что мало жила на свете, что хочет жить, что это невозможно – умереть сейчас, сию минуту. Почему-то пистолет опускался медленно, будто тот, кто должен стрелять, не совсем уверен – стрелять в них с Тимкой или пощадить их. И еще одна мысль не покидала ее: почему, за что, кто? Но она не решалась ни о чем спросить трех отморозков. Она только ждала, глядя на дуло расширенными глазами.
