– И я, сынок, не «думаю». Ты слишком молод, и для квартирмейстера у тебя нет опыта. Ты это хотел сказать?
Я разглядывал носки сапог.
– Подойди и прочти вот это.
Я послушно подошел и вслух прочитал короткое сообщение. Там говорилось о мирных соглашениях, заключенных Англией с Испанией и Португалией.
– Это значит… – пробормотал я, прочтя до конца.
– Да, Эдвард. – Он впервые назвал меня по имени, а не «сынок» или «парень», как раньше. С тех пор он больше не называл меня ни «сынком», ни «парнем». – Выходит, твой бывший капитан Александр Дользелл был прав. Золотые деньки, когда каперы набивали сундуки добычей, прошли безвозвратно. Позже я обращусь к команде. А пока спрашиваю у тебя: ты последуешь за мной?
Я бы последовал за ним на край света, однако вслух этого не сказал. Лишь кивнул, словно мне было из чего выбирать.
Тэтч смотрел в мою сторону. Его глаза так и буравили меня. Черные волосы и черная борода усиливали их блеск.
– Учти, Эдвард, в таком случае ты становишься пиратом, человеком вне закона. Ты уверен, что хочешь такой жизни?
Честно говоря, мне совсем не хотелось такой жизни, но разве у меня был выбор? Я не мог вернуться в Бристоль без сундука денег, а добыть их я мог лишь пиратским ремеслом.
– Мы поплывем в Нассау, – продолжал Тэтч. – У нас с Бенджамином была договоренность: если такое случится – обязательно встретимся. Придется объединять силы. Когда матросы услышат о мирном договоре… думаю, мы с ним оба лишимся команды.
Эдвард, я хочу, чтобы ты остался со мной. В сражении я всегда могу положиться на твою смелость, силу духа и умение. И потом, мне нужен грамотный человек.
Польщенный, я кивнул.
Когда я вернулся в каюту, там было пусто. Я улегся в гамак и зажмурил глаза, боясь, что из них польются слезы. Море манило меня с ранних лет, но я не хотел быть пиратом. Я понимал: другого выбора у меня нет, как не было его у самого Эдварда Тэтча и остальных. И все равно я не хотел себе такой жизни. И становиться преступником я тоже не мечтал. Все, чего я хотел, – вести жизнь достойного человека.
Но, повторюсь, выбора у меня не было. С того момента я напрочь оставил прежние замыслы вернуться в Бристоль уважаемым членом общества. Самое большее, на что я теперь мог надеяться, – это возвращение в Бристоль человеком состоятельным. Отныне моей целью стало стяжание богатства. Так родился пират Эдвард Кенуэй.
Часть вторая
22
Июнь 1715 г.
Нет звука оглушительнее, чем выстрел бортовой пушки. Особенно когда он раздается прямо у тебя над ухом.
Ощущение такое, будто в тебя ударило неведомо что. И это неведомо что явно хочет размолотить тебе кости. И ты не знаешь, то ли у тебя шалят глаза, на которые тоже подействовал взрыв, то ли окружающий мир действительно раскачивается. Может, сейчас это вообще не имеет значения. Возможно, происходит и то и то одновременно. Суть в том, что все вокруг тебя ходит ходуном.
Там, куда попало ядро, разворочены переборки. Кому-то оторвало руки и ноги. Кто-то за несколько секунд до смерти успел заметить, что у него исчезла нижняя половина тела, и пронзительно закричал. Вслед за грохотом выстрела сразу же слышится скрип и треск поврежденного корпуса, сопровождаемые предсмертными криками твоих товарищей.
Близость к месту удара определяет твое поведение. Не стану говорить, что можно привыкнуть к выстрелу бортовой пушки и к дыре, которую она прошибает в твоем мире. Весь фокус в том, чтобы оправиться от выстрела быстрее твоего врага.
Англичане под командованием некоего капитана Брамы атаковали нас вблизи кубинского мыса Буэна-Виста. У себя на бригантине мы называли их «англичанами», хотя наша команда состояла преимущественно из англичан, да я и сам был англичанином по рождению и по духу. Но для пирата подобные обстоятельства не имеют значения. В тебе видели врага его величества (к тому времени королеву Анну сменил король Георг), врага британской короны и Королевского флота. И потому стоило нам увидеть стремительно приближающийся фрегат под английским флагом и матросов, снующих туда-сюда по палубам чужого судна, впередсмотрящий кричал: «Вижу парус! Англичане атакуют!» – забывая о собственной национальности.
С этого момента все наши усилия направлялись на то, чтобы остаться в живых.
Вражеское судно быстро приближалось. Мы попытались развернуться и уйти от английских бортовых пушек, стрелявших шестифунтовыми ядрами, но сегодня удача была не на нашей стороне. Казалось, англичане идут на носовое столкновение. Вскоре оба корабля сблизились настолько, что мы различали белки́ глаз команды противника, сверкание золотых зубов и блеск солнца на лезвиях мечей и кинжалов.
Вдоль борта вспыхнули несколько огней, сопровождаемых облачками дыма, и в нас полетели ядра. Каждое попало в цель. Корпус нашего судна заскрипел и затрещал. День выдался пасмурным. Пороховой дым превратил дождливый день в дождливую ночь. Дым проникал нам в легкие, вызывая отчаянный кашель. Мы сплевывали едкую слюну. Все это лишь усиливало смятение и панику.
Казалось, мир вокруг рушится или уже разрушился, и непонятно, жив ты или умер и попал на небеса. В моем случае было бы уместнее думать об аде, поскольку в аду есть и огонь, и дым, и крики. Поэтому не было особой разницы в том, жив ты или мертв. В любом случае – ад кромешный.
После первого выстрела я загородился руками, и не напрасно. Руки приняли на себя острые обломки, сохранив мне лицо и глаза. Тем не менее меня сбило с ног, и я упал.
Англичане лупили по нам не обычными ядрами, а книппелями, представлявшими собой сдвоенное ядро с толстым железным прутом посредине. На близком расстоянии книппель способен пробить что угодно. И он хорошо справлялся со своей задачей. Брать нас на абордаж англичане не собирались. Мы же всегда старались причинить как можно меньше вреда захватываемому судну. Нашей целью был абордаж и последующее изъятие всего, что имело ценность. Иногда нам на это требовалось несколько дней. Грабить тонущий корабль – дело неблагодарное. Англичане – я говорю про команду напавшего на нас судна – либо знали, что у нас на борту нет сокровищ, либо им было наплевать. Они стремились нас уничтожить и делали это дьявольски успешно.
Я с трудом поднялся на ноги. По рукаву текло что-то теплое. В руке застрял здоровенный обломок, и оттуда капала кровь. Морщась, я выдернул эту «занозу» и, не глядя, швырнул в воду, стараясь не думать о боли. Дождь и пороховой дым мешали смотреть.
Англичане радовались удачным залпам своих пушек. Их фрегат двигался вдоль нашего правого борта. Захлопали выстрелы мушкетов и кремневых пистолетов. К нам на палубу полетели гранаты и бомбы-«вонючки». Взрываясь, они усугубляли хаос, воцарившийся у нас. Над нами, словно облако смерти, повис удушливый дым. Хуже всего были «вонючки». Они выделяли отвратительные сернистые пары. Люди теряли равновесие и падали. Мало того что им было нечем дышать, черная пелена мешала видеть и оценивать расстояния.
