Не пропадай!
Твой друг Томас.
Раздался звонок в дверь.
Томас посмотрел на экран компьютера. Восемь часов. Кто бы это мог быть? Почтальон с мешком писем-соболезнований от поклонников? Но для этого вроде как уже поздновато. Хотя вдруг письма слишком долго сортировали в почтовом отделении? Может быть, мир наконец осознал, какую утрату он понес?
«Покормил ли я зверька? Вчера вечером отнес ему еду. Теперь надо не забыть про завтрак. Зверьку сегодня, как никогда, понадобятся силы. Да, Аманда, чем сильнее ты будешь, тем большую боль сможешь вытерпеть!»
Томас направился в коридор. Да, наверное, это все-таки почтальон. Шлепая тапочками по серой плитке, Ламарк прошел мимо напольных часов, мимо лакированного столика к двери. Сдвинул верхнюю щеколду, потом посмотрел в глазок. Увидел незнакомого мужчину, в костюме и при галстуке. Лицо казалось обрюзгшим, хотя, возможно, это глазок так искажал изображение.
Открывать дверь, конечно, вовсе не обязательно.
Томас не мог определить, кто перед ним. Свидетели Иеговы и мормоны всегда ходят парами. Почтальоны носят форму.
Он прислушался. Зверек внизу не издавал никаких звуков, да и в любом случае услышать их невозможно.
«Будь осторожен».
Томас открыл дверь, он держался спокойно и естественно, как и подобает облаченному в дорогой шелковый халат человеку, который радуется жизни в такое прекрасное утро.
– Здравствуйте! Вы ко мне?
Незнакомец оказался высоким, крепкого сложения мужчиной в дешевом костюме, из открытого ворота желтой синтетической рубашки проглядывала бычья шея. Внимательные серые глаза на открытом, немного детском лице, коротко подстриженные светлые волосы.
– Мистер Томас Ламарк?
Мягкое произношение, свойственное жителям северной части Лондона, но голос не лишен властности.
– Да, – кивнул Томас, так и излучая обаяние. – Чем могу быть вам полезен?
– Детектив-констебль Роубак, полиция Лондона. – Он показал Томасу удостоверение. – Извините за столь раннее вторжение, сэр. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
Увидев, как резко дернулся кадык Томаса Ламарка, Роубак понял, что этот человек испугался. Хотя это еще ни о чем не говорило; из личного опыта он знал, что многие невиновные люди начинают нервничать при виде полицейского.
Но голос хозяина дома оставался по-прежнему спокойным:
– До чего же вы некстати, офицер. Я как раз собираюсь на похороны.
Томас тут же молча выругал себя. Он не собирался этого говорить.
Детектив в ответ сочувственно произнес:
– Примите мои соболезнования – кто-то из близких?
– Нет, не очень. Понимаете… Просто у каждого из нас есть определенные обязательства.
«Чего тебе надо?»
– Да, конечно.
Они молча стояли, глядя друг на друга, – этакий стоп-кадр на верхней ступеньке лестницы.
Наконец Роубак настойчиво сказал:
– Я займу не больше пяти минут вашего времени.
Подобная напористость встревожила Томаса. Восемь часов. Время до выхода у него еще было. Около получаса: хватит, чтобы поговорить с этим типом и отнести завтрак зверьку. Он должен узнать, что нужно полицейскому.
– Прошу вас, проходите. Хотите кофе? У меня колумбийский. Отличный сорт, рекомендую. В этом году из-за эпидемии кофейной ржавчины купить его труднее обычного. Попробуйте, очень вкусно.
– Спасибо, я уже пил кофе.
Они вошли в холл. Томас увидел, что детектив внимательно разглядывает картину на стене: Глория Ламарк, в мерцании фотовспышек, выходит из лимузина.
– Моя мать – Глория Ламарк, – с гордостью пояснил Томас. – На премьере своего фильма «Вдова из Монако».
– Ах да. Кажется, она недавно умерла? Примите мои соболезнования. Насколько я понимаю, когда-то она была знаменита.
Томас с трудом сдержал вспышку ярости. «Когда-то!»
Сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев, он провел посетителя в большую гостиную и поднял шторы на окнах. На стене не было ни одного свободного дюйма – всю поверхность сплошь занимали фотографии Глории Ламарк. Томас подвел детектива к фотографии матери, где она была запечатлена вместе с лордом Сноудоном и принцессой Маргарет.
– Очень красивая дама, – заметил Роубак.
– Спасибо, – пробормотал Томас сквозь зубы.
Нервы Томаса начали сдавать. Тяжело дыша, он отвернулся от полицейского. Плохо. Нужно было немедленно успокоиться, но этот человек действовал ему на нервы. Он провел полицейского к дивану, а сам присел на краешек противоположного и снова попытался взять себя в руки. Но из этого ничего не получалось: мысли его отчаянно метались и путались.
Роубак вытащил из кармана блокнот, раскрыл его. Значит, хозяин дома собирается на похороны. Он вспомнил, что вчера его новый приятель Гленн Брэнсон тоже говорил, что утром пойдет на похороны. Интересно, не на одни и те же? Вряд ли.
Он пристально посмотрел на Томаса:
– Мистер Ламарк, насколько мне известно, шестнадцатого марта этого года вы отправили в издательство «Пелхам-Хаус» рукопись, озаглавленную «Авторизованная биография Глории Ламарк». Верно?
Вопрос был неожиданным, словно удар. Хотя, вообще-то, не таким уж и неожиданным. Томас знал, что рано или поздно кто-нибудь этим обязательно заинтересуется, что придет полицейский и будет проводить рутинное расследование. Томас все отрепетировал заранее, чтобы его не застигли врасплох.
Вот только теперь это начисто вылетело у него из головы.
– Да. – Он наморщил лоб и внезапно почувствовал себя спокойнее. – Да, в числе прочих издательств я посылал рукопись и туда тоже… вроде бы. – Это прозвучало хорошо, очень естественно. «Вот теперь уже лучше». Он выдавил улыбку. – Боюсь, уже точно не вспомню, поскольку обратился одновременно к нескольким издателям.
– И кто-нибудь заинтересовался вашей книгой?
– Пока нет.
– Вас не удивила подобная реакция?
Глаза детектива шарили по сторонам. Он посмотрел в потолок, потом опустил взгляд. Он вел свою игру. Томас сплел пальцы рук. «Используй язык тела». Он более непринужденно сел на диване. «Зрительный контакт очень важен». Обезоруживающе улыбнулся.
– Сэр, я полагаю, что сегодня слишком многие чересчур серьезно воспринимают знаменитое высказывание Энди Уорхола о том, что каждый человек имеет право на пятнадцать минут славы. Видите ли, истинный талант не знает временных границ. Фильмы моей матери сегодня не менее важны для мира, чем в те дни, когда они только вышли на экран. Некоторые картины с ее участием настолько опережали свое время, что их истинную ценность начинают понимать только сейчас. Удивила ли меня реакция издателей? Естественно, я испытал разочарование. Но я утешаюсь тем, что посредственность не может понять ничего, что хоть немного выше ее. Только талант способен распознать гения.
