Детектив по-прежнему продолжал изучать его взглядом. Через секунду-другую сказал:
– Если не ошибаюсь, сэр, вы несколько раз звонили в «Пелхам-Хаус» по поводу своей рукописи. Не припомните, в каком ключе велась беседа? Вроде как вы сильно возмущались?
Томас широко улыбнулся: теперь он уже полностью успокоился.
– Конечно, я был зол. За два месяца ни ответа ни привета. Хотя бы подтвердили, что получили рукопись.
– У меня есть приятель, который написал книгу о полицейском, – сказал Роубак. – Так вот, ответ от первого издателя пришел только через год. – Он вскинул брови, потом ухмыльнулся. – Довольно обидно.
Томас улыбнулся в ответ, но на крючок не попался. Этот человек затеял с ним игру, пытался расположить собеседника к себе, усыпить его бдительность.
– Ваш друг был расстроен?
– Конечно, – кивнул детектив. И все так же с улыбкой добавил: – Значит, для вас в порядке вещей звонить издателям и оскорблять их?
Томасу вопрос не понравился, но он раскинул в стороны руки и рассмеялся.
– Неужели я кажусь вам сумасбродом, констебль Роубак?
Детектив отрицательно покачал головой.
– Я обычный человек, который хотел воздать должное своей матери. Глория Ламарк была великой актрисой. Она отвергла сотни предложений написать ее биографию – боялась искажения фактов. Мама четыре раза подавала в суд на тех, кто хотел опубликовать биографию без ее разрешения. Вы знаете, в чем проблема? Нынешние издательства заполонили невежественные сопляки, совсем недавно вылезшие из подгузников. Они почему-то считают, что никто старше «Спайс герлз» или младше Дарвина не может представлять интерес для этого мира! – Томас в ярости стукнул кулаком по подлокотнику дивана.
И, заметив, какое выражение появилось на лице полицейского, понял, что дал маху.
Не сводя глаз с Томаса Ламарка, Роубак сказал:
– Не знаю, сэр, попадалось ли вам на глаза сообщение об исчезновении Тины Маккей три недели тому назад.
И тут Томас сообразил, что детектив-констебль Роубак подозревает его. А вдруг у него есть ордер на обыск? Остатки «альфа-ромео» все еще находились в его гараже. Он еще не был готов к обыску. Ему грозила опасность.
«Скверно. Что же делать?»
Томас Ламарк встал и вежливо сказал констеблю:
– Вы меня извините, если я отлучусь на минутку? Мне нужно в туалет.
– Конечно.
Роубак проводил Ламарка взглядом. Он чувствовал: что-то здесь нечисто. Встал, прошелся по комнате, погрузившись в размышления. Остановился перед каминной полкой. На ней стояли два приглашения – оба на выставки в картинные галереи, и уже немалой давности.
«Странно, – подумал он, – что человеку, живущему в роскошном доме и имеющему знаменитую мать, присылают так мало приглашений. И почему этот Ламарк так нервничает, черт побери? Он пытался создать видимость спокойной, веселой, расслабленной уверенности, но меня-то не проведешь».
Роубак решил, что не помешало бы все тут внимательно осмотреть. Но найдутся ли у него весомые аргументы, чтобы получить ордер на обыск?
Он подошел к окну, посмотрел в сад.
«Красивый сад, но запущенный. Траву не косили вот уже несколько недель. Почему? Может быть, Ламарк после смерти матери никак не придет в себя? Но в таком доме наверняка должен быть штат прислуги. Куда смотрит садовник?»
Томас Ламарк возник у него за спиной.
– Извините, я очень тороплюсь. Вы не будете возражать, если мы продолжим наш разговор в другое время?
Роубак, вздрогнув от неожиданности, обернулся.
– Мм… нет. Когда вам будет удобно, сэр?
– Можно сегодня, но попозже. Скажем, после похорон?
– Давайте в пять часов.
Мысли Роубака метались. «На самом ли деле Томас Ламарк собирается на похороны? А вдруг он направляется туда, где спрятана Аманда Кэпстик? Надо проследить за этим типом».
– Ну что же, это меня вполне устраивает.
Ламарк пошел проводить посетителя, протянул ему на прощание руку. Роубак твердо пожал ее. Потом Томас открыл дверь, посмотрел на левую ладонь и резко выбросил руку вперед.
Выходя на крыльцо, Саймон Роубак почувствовал укол в ягодицу, словно его ужалила пчела. Но боль быстро исчезала – значит, не пчела, решил он. Он шлепнул себя по заднице, повернулся, но дверь уже закрылась.
Саймон подумал, что, вероятно, в химчистке забыли вынуть из штанов крепежную булавку, но рука ничего не нащупала. Да и боли уже совсем не чувствовалось.
По улице проехал фургон доставки, а за ним «рейнджровер» с маленькими детьми. Роубак приехал сюда прямо из дома на своем маленьком «воксхолле», который оставил на платной парковке за углом. Он прошел всего ничего по улице, когда у него начала кружиться голова.
Роубак списал все на усталость. Прошлой ночью он почти не спал – мешала липкая жара. Полицейский повернул направо, увидел в сотне ярдов впереди свою потрепанную ярко-красную машину. Внезапно эти сто ярдов показались ему сотней миль.
Саймон двигался очень медленно. Потом ноги внезапно стали подгибаться, и ему пришлось прислониться к ограде перед домом, чтобы не упасть. Он простоял там несколько секунд, чувствуя, что обильно потеет; дышать было тяжело, словно бы что-то мешало. Оглянувшись по сторонам, Роубак заметил, что улица пуста, и порадовался этому обстоятельству: ему не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел его в таком состоянии.
Еще несколько вдохов – и ему стало получше. Может быть, у него анафилактический шок от укуса пчелы? Он стал припоминать симптомы, которые знал из курса по оказанию первой помощи: учащенное сердцебиение, потливость, потеря сознания.
Но у него не было аллергии на укусы насекомых. Черт побери, прошлым летом он у себя на чердаке растревожил целое осиное гнездо, осы ужалили его тогда раз десять, не меньше, и хоть бы что. Нет, все дело в усталости, жаре, да еще он утром толком не позавтракал.
Собравшись с силами, Роубак двинулся к машине. Добрался, открыл дверь и с облегчением опустился на водительское сиденье. Протянул руку к ремню безопасности, пристегнулся, завел двигатель.
«Я должен проследить, куда поедет Томас Ламарк. Нужно сделать круг, остановиться, не доезжая до его дома».
Саймон тронулся с места, чувствуя, что теряет ориентацию, доехал до конца улицы. Все было как в тумане, он почти не ощущал собственного тела. Повернул налево. Дышать становилось все труднее, легкие словно бы съеживались.
«Нужно запросить подкрепление, вызвать вторую машину».
Он подъезжал к оживленному перекрестку. Дышал с трудом. Сипел. Центральная улица Кенсингтона. На светофоре зажегся красный. Роубак затормозил. Но машина не останавливалась – правая нога не слушалась его. Он потянулся к ручному тормозу, но, похоже, сделал это только в своем воображении. Рука тоже ему не подчинялась.
