«Я не собираюсь здесь умирать, черта с два. Я поступил в полицию, чтобы ты, Сэмми, мною гордился. А вовсе не затем, чтобы истечь кровью в каком-то склепе».
Гленн отступил на шаг, не сводя глаз с винтовой лестницы. Потом сделал еще один шаг назад. И еще.
Теперь он находился в какой-то камере с массивной дверью. Интересно, можно ее запереть изнутри?
Ему бы только выиграть время. Другие полицейские, наблюдающие за домом с улицы, забеспокоятся, когда он не появится. Надо лишь немного подождать. Слышали ли они выстрелы? Или находились для этого слишком далеко?
Помощь непременно придет.
Гленну потребовалась вся его сила, чтобы закрыть дверь. Потом он стал искать запоры. Он четко видел отверстия для них наверху и внизу, но сами засовы оказались сняты, причем, похоже, убрали их совсем недавно.
«Черт. Как же справиться с Ламарком? Тот высокий и сильный».
Гленн посмотрел на свою грудь. Вся его рубашка была пропитана кровью. Дышал он с жуткими хрипами. К тому же первый шок прошел, и теперь он начал чувствовать боль: сильную, пронзительную, словно бы внутри у него горел факел. Он тяжело привалился к двери изнутри, боясь отойти от нее и посмотреть, что там дальше, в глубине помещения.
И вдруг услышал у себя за спиной взволнованный мужской голос:
– Томас, нам нужно поговорить.
Гленн развернулся. Голос доносился через открытую дверь у него за спиной. Он прислушался, разглядеть что-либо там, в глубине, было невозможно.
А неизвестный мужчина заговорил снова – громче, настойчивее, отчаяннее:
– Томас, я знаю, вы были замечательным сыном, очень заботливым. Неужели вы не хотите, чтобы мать гордилась вами?
– Кто там? – спросил Гленн.
После короткой паузы голос зазвучал снова, теперь в нем сквозило удивление:
– Я Майкл Теннент. А вы кто?
– Я из полиции.
Гленн чуть не расплакался от беспомощности, услышав, как искренне обрадовался его невидимый собеседник:
– Слава богу! Господи, наконец-то! Сюда, мы здесь – в дальней камере! Слава богу!
Гленн лихорадочно размышлял. Почему Ламарк не спустился по винтовой лестнице, чтобы пристрелить его? Может, у него кончились патроны? Может, он сбежал?
Нужно срочно что-то делать, иначе без медицинской помощи он истечет кровью.
Гленн со страхом отошел от двери и перебежал во второе помещение, потом в третье. И остановился как вкопанный. Он словно бы попал в камеру пыток в Музее мадам Тюссо.
На полу два трупа. Мужчина в окровавленной рубашке подвешен за руки к потолку. Женщина с трубкой во рту и в заляпанной кровью одежде привязана к каталке.
Когда Майкл увидел вошедшего к ним на нетвердых ногах полицейского – высокого лысого чернокожего мужчину с исцарапанным лицом и в насквозь пропитанной кровью рубашке, – от его эйфории не осталось и следа.
А потом свет в помещении снова погас.
104
Три зеленые фигуры перед ним. Томас впился взглядом в детектива, который устроился между доктором Майклом Теннентом и его телкой, положив одну руку на краешек операционного стола. Полицейский с испуганным видом смотрел в его сторону.
«Что ты видишь, констебль Брэнсон? Темноту. А за ней еще большую темноту. Жаль, что мы так мало поговорили о фильмах моей матери. Надеюсь, ты понимаешь: я не получаю никакого удовольствия, убивая тебя».
В обойме оставалось еще три пули. Хорошо, что он задержался проверить пистолет. Как раз по одной пуле на каждого, хотя Томас надеялся, что этого не потребуется. Пули предназначаются людям, которые не имеют для него значения, людям вроде детектива-констебля Гленна Брэнсона.
Пули убивают слишком быстро.
«Мы прошли такой долгий путь, доктор Майкл Теннент, не для того, чтобы все закончилось одним выстрелом в голову».
Двери были заперты изнутри. Никто без приглашения сюда не войдет. Нужды торопиться нет. Он может все продумать тщательно. Не торопясь.
Получить удовольствие!
Сначала избавиться от полицейского, а потом перейти к делу. Он похлопал себя по карману халата. Ампула с адреналином лежала на месте. Отлично!
Томас прицелился в детектива, который теперь пригнулся к полу, как будто это могло защитить его. Но расстояние между ними составляло двадцать футов, и существовала опасность, стреляя под таким углом, промахнуться и попасть в психиатра. Нет нужды рисковать. Полицейского нужно пристрелить наверняка – приставить пистолет к виску.
Вдруг он услышал крик доктора Теннента:
– У него очки ночного видения!
Брэнсон в этой головокружительной темноте ухватился за край металлической каталки, словно за спасательный плот. Пока он держался за него, он мог ориентироваться в пространстве.
Гленн знал, где находится вход, а где человек, подвешенный за руки к потолку, – буквально в одном шаге от него самого. Он знал, где находится женщина. Представлял себе, где расположен поднос с острыми медицинскими инструментами – чуть-чуть дальше по тому краю каталки, за который он держался.
Все мысли Гленна сейчас были о двух несчастных пленниках. Он должен каким-то образом защитить их в этой кромешной темноте от человека в очках ночного видения, который уже ранил его и теперь собирается убить.
Он вспомнил о двух трупах, лежащих на полу.
«Итак, что мне необходимо, чтобы вести борьбу с этим маньяком?
Свет. Оружие. Щит.
Ну, положим, оружие есть: на подносе, прикрепленном к каталке, совсем рядом, лежат хирургические инструменты. Но как быть со светом? Где тут рубильник?
Пригнись, сгруппируйся, двигайся».
Продолжая держаться за каталку, он постоянно перемещался вдоль нее взад и вперед, приседал, пригибал голову и думал, думал, думал.
Четким ясным голосом, изображая уверенность, которой на самом деле вовсе не чувствовал, Гленн сказал:
– Мистер Ламарк, ваш дом со всех сторон окружен полицией. Включите свет и положите оружие. Дальнейшее сопротивление бесполезно. Советую вам не усугублять ситуацию.
Томас Ламарк использовал то время, пока детектив говорил, чтобы подойти к нему поближе. Теперь расстояние между ними сократилось до шести футов. Томас дышал медленно, спокойно. Держа рукоять пистолета обеими руками, он поднимал его, пока мушка на стволе не совместилась с вырезом прицельной щели на одной линии со лбом полицейского. При выстреле ствол пистолета подбрасывает, он читал об этом в Интернете. Нужно целиться ниже, как и раньше.
Теперь пистолет был нацелен в подбородок полицейского. С учетом отдачи пуля должна попасть ему в глаз или в лоб.
Он может себе позволить подойти еще чуть ближе, почему нет? У него остались всего три пули – зачем рисковать?
