– Да, – кивнул он. – Но сама она так не считала. Говорила, что это всего лишь хобби.
Майкл все еще пребывал в смущении после своей внезапной вспышки, и Аманда решила переменить тему:
– Может, все-таки помочь тебе на кухне?
– Нет, не стоит. Все уже готово, я присоединюсь к тебе через минуту.
Он подошел к открытой балконной двери, озабоченно выглянул наружу:
– Уверена, что нам стоит ужинать на открытом воздухе? Не замерзнешь?
– Нет, я люблю есть на воздухе.
– А как тебе вино?
Аманда подняла наполовину пустой бокал:
– Спасибо. Прекрасное вино.
– Знаешь, в чем заключается разница между оптимистом и пессимистом? – спросил Майкл.
– Нет. А в чем?
– Оптимист говорит, что его бокал наполовину полон. А пессимист – что наполовину пуст.
– Мой бокал полон до краев, – уверенно заявила она.
Из динамиков доносилась увертюра к «Фигаро». Майкл прислушался, и эмоции переполнили его. Ну почему, черт побери, он не позволил Аманде посмотреть эту треклятую фотографию? Не дай бог, гостья обиделась. Ему нужно было уехать отсюда, вот в чем все дело. И пригласить Аманду в ресторан. А здесь повсюду было слишком много Кейти.
Но он не хотел продавать дом. Это означало бы полностью порвать все связи с Кейти, а Майкл пока еще не был готов к этому. До сегодняшнего вечера. Вплоть до того момента, когда Аманда села на диван и музыка Моцарта заполнила всю гостиную. И его сердце тоже.
Наверное, Аманда перед свиданием вымыла голову: прежде он не замечал, какие красивые у нее волосы – шелковистые, блестящие. И лицо ее сегодня тоже казалось красивее, чем обычно, и еще ему нравилось, как она оделась: белый атласный жакет, черный топ на бретельках, блестящие черные брюки и туфли на высоких каблуках; все это на любой другой женщине, менее привлекательной, показалось бы вульгарным, но на Аманде выглядело необычайно сексуально.
Ему нравился ее запах.
Майкл залюбовался Амандой, которая сидела, откинувшись на спинку массивного синего дивана. В воздухе разлито благоухание летнего вечера, звучит его любимая классическая музыка. Ну до чего же хорошо! Он поднял руки, прикрыл на секунду глаза и принялся неторопливо водить руками, словно дирижируя оркестром.
Когда он снова открыл глаза, то обнаружил, что гостья смотрит прямо на него.
– Я бы хотел умереть под звуки музыки Моцарта, – сказал Майкл.
Аманда тщательно обдумала это его заявление. И поинтересовалась:
– Ты часто думаешь о смерти?
– Постоянно. И ты тоже.
– Я?
– Все думают о смерти. Хотя и неосознанно. Это фундаментальная часть человеческой психики. Даг Хаммаршёльд, бывший Генеральный секретарь ООН, сказал: «Нет ни одной нашей мысли, ни одного поступка, на которые не влияло бы то, как наш разум видит свою судьбу, а наше тело – свою смерть. В конечном счете наши мысли о смерти формируют ответы на все вопросы, которые ставит перед нами жизнь».
– И ты с ним согласен?
– На сто процентов. Мы во всем подчиняемся инстинкту самосохранения. Только представь, сколько решений тебе приходится принимать каждую минуту: например, когда ты сидишь за рулем или переходишь дорогу. Просматривая меню в ресторане, ты выбираешь не просто ту еду, которая тебе больше нравится. На твой выбор влияют самые разные соображения: о диете, о содержании витаминов… о том, что полезно для организма. Ты думаешь, какая еда продлит тебе жизнь. Так?
Он бросил на нее вопрошающий взгляд. Аманда пожала плечами:
– Я редко этим заморачиваюсь.
– В этом нет необходимости. Большую часть времени за нас это делает мозг. – Он постучал себя по виску. – Наш маленький серый друг. – Он помолчал, потом добавил: – Извини, что разозлился. Я не хотел тебя обидеть.
Она улыбнулась ему:
– Я вела себя глупо.
– Нет, ты проявила любопытство и имела на это полное право.
Майкл вернулся на кухню.
«Сначала запеку гребешки, – решил он, – а потом заверну их в ветчину. Риск – благородное дело!»
Аманда сидела на диване. Рука у нее побаливала после железной хватки Майкла, наверняка будет синяк. Еще прежде, чем приступить к съемкам фильма, она слышала, что многие психиатры со странностями. Некоторые из тех, кого Аманда интервьюировала, казалось, сами нуждались в психиатрической помощи.
Была ли у Майкла темная сторона? Или это просто смерть любимой женщины так влияет на человека?
Томас Ламарк тоже думал о смерти. До этого он размышлял о белых фургонах, а теперь – о смерти доктора Майкла Теннента.
Он пришел к выводу, что белые фургоны хороши днем, потому что незаметны. Ты можешь выдать себя за водопроводчика, или мясника, или курьера из типографии – да кого угодно, – можешь написать на кузове все, что хочешь: на человека в служебном фургоне никто не обращает внимания. Люди не имеют привычки вглядываться в лица водителей автобусов, дорожных рабочих или уборщиков у входа в метро.
Однако ночью все обстоит иначе. После наступления темноты на фургонах разъезжают преступники. Попробуй приехать в спальный район в десять вечера, и какой-нибудь бдительный жилец непременно позвонит в полицию.
Именно поэтому Томас сегодня одолжил у доктора Гоуэла темно-синий «форд».
Автомобиль стоял сейчас на Провост-авеню, и из него было прекрасно видно дом доктора Майкла Теннента. И «альфа-ромео» Аманды Кэпстик. Она не стала поднимать крышу. Похоже, она не собирается оставаться здесь на ночь.
29
Перед лицом Гленна Брэнсона щелкнули пальцами, но он ничего не видел.
– Эй, есть кто-нибудь дома?
Но и голоса Гленн тоже не слышал.
Его глаза смотрели на Кору Берстридж на экране телевизора. Но мысли его витали далеко. Темная комната. Пластиковый мешок из универсама. Записка: «Я больше не могу смотреть на себя в зеркало».
Эти слова буквально впечатались Гленну в память. Они снились ему прошлой ночью. И позапрошлой тоже. Он видел полуразложившееся лицо Коры Берстридж. Он никогда не забудет этой фразы. Никогда.
– Твой чай на столе. Пей, а то остынет.
Гленн посмотрел на Ари, послал ей воздушный поцелуй; он любил жену всем сердцем, терпением его супруга превосходила десяток святых.
– Еще две минуты, ангелочек.
Сэмми, который сидел на полу и с сосредоточенностью кардиохирурга сооружал из конструктора «Плеймобил» здание цирка, заинтересованно посмотрел на отца:
– А мама и вправду ангелочек?
– Для меня – да.
Гленна поразила оперативность, с которой на телевидении отреагировали на смерть Коры Берстридж. Он смотрел сейчас одну из посвященных актрисе программ – нарезку из ее фильмов. Только что выступал Дирк Богард, говорил, что она была настоящей звездой. И теперь показывали отрывок из их совместной картины: Богард в роли начинающего врача в больнице и молодая Кора Берстридж с лицом, покрытым шрамами.
