– Кирка ерунда, – небрежно сказал Майкл. – На меня как-то раз одна пациентка набросилась с топором.
– Почему? Что случилось?
Он снова хотел ее.
– Давай потом.
– Нет, расскажи сейчас!
Аманда с силой стиснула его, и Майкл охнул, рассмеялся, поцеловал ее в лоб.
– Ладно, слушай. Я давал показания в суде как эксперт, там рассматривали дело об опеке над детьми. Я заявил, что мать не способна заботиться о своих детях. А год спустя она подстерегла меня на больничной автомобильной парковке и набросилась с топором.
– Она тебя ранила?
– Пыталась отрубить мне ногу, но, к счастью, попала в дипломат. А потом мне удалось ее обезоружить.
– Я и не знала, что психиатрия – контактный вид спорта, – сказала она.
Майкл ухмыльнулся:
– Я тоже не подозревал, когда только начинал этим заниматься.
Она помолчала немного, потом спросила:
– Почему ты стал психиатром? Тебе всегда этого хотелось?
Ему часто задавали такой вопрос.
– В школе я очень любил биологию… вероятно, сказались гены: отец был врачом. Я сперва получил степень по психологии, но потом понял, что психиатрия гораздо ближе к биологии. Психиатрия – естественная комбинация науки о теле и науки о разуме. Жаль, что простые люди не слишком жалуют психиатров.
Он иронически посмотрел на нее.
– Лично я ничего против психиатров не имею, – кокетливо произнесла Аманда. – Более того, с каждой минутой они нравятся мне все сильнее.
– Вообще-то, мы находимся где-то в самом низу медицинской цепочки. Мы – последнее прибежище для пациентов, когда уже ничто другое не помогает. Мы лишь на одну ступеньку выше торговцев всякими чудодейственными эликсирами.
– Ты не сердишься на меня за мой фильм?
Майкл улыбнулся:
– Скажи, а известен ли тебе такой удивительный факт: если ты держишь какого-то мужчину за яйца, то автоматически получаешь власть над его сердцем и мыслями?
Их глаза встретились, а потом Аманда вместо ответа скользнула под простыню и прильнула губами к его причинному месту.
36
– Ну же, открой свой подарок!
Мама и сама не могла сидеть спокойно. Лучики апрельского солнца метались, словно рыбки, в глубине ее изумрудных глаз.
– Ну-ка, открой его, Том-Том, открой прямо сейчас! С днем рождения!
Мама переживала даже сильнее его!
Складки ее шелкового халата зашуршали, когда она села; в пепельнице дымилась сигарета, ее светлые локоны подрагивали. Она потянулась к сыну через стол.
Подарок предназначался Томасу, но он знал, насколько для мамы важно, чтобы ему понравилось. И он знал, как она рассердится, если вдруг увидит разочарование на его лице.
Томас на день рождения всегда надевал свой лучший костюм – с галстуком, однотонной рубашкой и черными туфлями. И теперь он сидел, одетый таким образом, за большим столом в столовой, которая выходила окнами в сад, отгороженный от соседей высокими деревьями и плотным, совершенно непроницаемым кустарником.
Мальчику нравилось гулять в саду, но мать очень редко разрешала ему это. Она много раз объясняла, какие его там подстерегают опасности. В кустах могут прятаться плохие люди, которые только и ждут, как бы схватить и похитить Томаса, навсегда увезти его из дома. Там водятся насекомые, которые кусаются или жалят, а от какашек животных можно ослепнуть. С самолетов на землю падает всякая дрянь, когда пассажиры спускают воду в туалете, экскременты в воздухе превращаются в пыль, которая потом медленно оседает на людей.
Внизу, в подвале, находились спортивный зал и сауна, и они вдвоем посещали их каждый день. Покидать дом было незачем, разве что в особых случаях: вот, например, сегодня они собрались в Музей науки. Из дома без нужды выходят лишь нищие и те, кто собирается сделать что-нибудь дурное. А в школу посылают только тех детей, которые плохо себя ведут или кого папа с мамой не любят, и там им приходится учиться в тесных классах вместе со множеством других ребятишек. А к хорошим детям учителя сами каждый день приходят на дом, вот как мистер Гудвин к Томасу.
Под приглядом матери Томас каждый день молился Богу, благодарил Его за то, что Тот создал его хорошим мальчиком и дал ему любящую мать. И просил, чтобы Господь помогал ему каждый день находить в матери новые черты, за которые он мог бы полюбить ее еще сильнее.
На столе лежали три открытки. Одна от бабушки Ламарк со слоном, который держал в хоботе воздушный шарик; в письмо была вложена десятифунтовая банкнота. Вторая – от тети Стеллы, та прислала пятифунтовый купон на книги. На лицевой стороне этой открытки стояла цифра «6», а чуть ниже крупными буквами было написано: «СЕГОДНЯ!»
Томас не знал, что другие дети на день рождения получают в подарок игрушки. Никто не сказал ему об этом, а узнать самому ему было неоткуда; в тех книгах, к которым мальчик имел доступ, ничего не говорилось ни об игрушках, ни о днях рождения.
Не знал он и что и всему домашнему персоналу: поварихе (миссис Джаннер), горничной (Эльвире), камеристке (Ирме), дворецкому (Даннингу), секретарю (Эниде Детердинг), шоферу (Ленни), садовнику (Ламбурну) и учителю (мистеру Гудвину) – строго-настрого запрещалось дарить ему на день рождения открытки или игрушки. Это же правило действовало и на Рождество.
Томас повернулся, услышав стук двери. Даннинг, учтивый пожилой человек во фраке, с прилизанными волосами, стоял вытянувшись, словно солдат на плацу. По знаку матери он обратился к мальчику:
– Доброе утро, господин Томас. С днем рождения вас.
– Спасибо, Даннинг, – ответил он.
После чего дворецкий повернулся к хозяйке:
– Когда вы будете готовы, мадам?
– Сегодня у тебя будет особый завтрак, в честь дня рождения, Том-Том. Ты рад? – спросила у него мать.
Он кивнул. Как же не радоваться?! Овсянка, бекон, яйцо, помидор, колбаса, печеные бобы, тосты, конфитюр. Завтрак-поощрение, он получал такой, когда вел себя особенно хорошо. Мальчику порядком надоели ежедневные швейцарские мюсли, там еще на коробке был изображен старик в очках.
– А чему ты больше рад – завтраку или подарку?
Томас задумался. Если он даст неправильный ответ, то рискует потерять и то и другое.
– Подарку. – В голосе мальчика прозвучала надежда.
На лице матери отразилось такое счастье, что он просиял. Сегодня у него будет замечательный день!
– А ну-ка угадай, что внутри! Том-Том, попробуй догадаться, что за подарок тебя ждет!
Какая-то квадратная коробка два на два фута, чуть больше двух дюймов в толщину, завернутая в бумагу кремового цвета и перевязанная голубой ленточкой. Тяжелая. Он покрутил ее в руках. Твердая и тяжелая.
