Нет, ему не догадаться. Ни за что не догадаться!
Его мозг пытался найти варианты. Что могло находиться в плоской коробке? На Рождество мама подарила ему конструктор «Меккано», он был в плоской коробке и тяжелый. В прилагавшейся инструкции объяснялось, как собрать разводной мост. Но Томас собрал не мост, а клетку. Наловил пауков и посадил туда – хотел узнать, сколько они проживут без еды и воды. Некоторые прожили долго.
Может быть, это новый конструктор?
Загоревшись надеждой, мальчик развязал ленточку, уронил ее на пол.
– Не рви бумагу, Том-Том, она нам пригодится.
– Хорошо, мамочка.
Он развернул коробку, стараясь не помять бумагу, и наконец-то снял крышку, чтобы увидеть подарок.
Там лежала фотография в серебряной рамке. Его мать в длинном платье и черных перчатках беседовала с другой женщиной, тоже в длинном платье и перчатках.
– Это принцесса Маргарет!
[10] Правда замечательный подарок, Том-Том?
Он ничего не ответил.
– Я думала повесить эту фотографию у тебя над кроватью, чтобы ты, проснувшись утром, первым делом видел меня. Тебе ведь этого хочется, да?
Томас смотрел на стол, пытаясь скрыть разочарование.
– Это на премьере фильма, о котором я тебе рассказывала. Еще до твоего рождения, мы тогда сняли фильм, чтобы собрать деньги для Оксфама
[11] и помочь детям, которым повезло меньше, чем тебе. Принцесса Маргарет сказала мне в тот день, что она в восторге от моих фильмов! Ты бы хотел познакомиться с принцессой?
Томас не знал толком, кто такая принцесса.
– Да.
– Тогда ты должен всегда быть хорошим мальчиком. Принцессы не приходят к тем, кто ведет себя плохо. Почему ты не смотришь на свой подарок? Ты уверен, что фотография тебе нравится?
Томас посмотрел на фотографию и кивнул.
– Принцесса очень расстроилась, когда узнала, что я оставила карьеру, чтобы родить тебя, Том-Том, ведь это означало, что теперь она больше не сможет видеть мои фильмы. Она спросила меня, оценил ли ты жертву, которую я принесла ради тебя, и я ответила, что ты замечательный сын и все оценил. Я ведь ей правильно сказала, да, Том-Том?
Он кивнул.
– Ты оценил то, что я сделала ради тебя, правда, Том-Том?
Почти неслышным шепотом:
– Да.
Мама взяла фотографию, перевернула, вгляделась.
– Это было семь лет назад. Я все еще так же красива? – спросила она безнадежно грустным голосом.
Вид расстроенной матери заставил мальчика забыть о собственных разочарованиях. Он не выносил, когда мама огорчалась.
– Ты теперь стала еще красивее, – горячо заверил он ее.
Она протянула руку, пахнущую хвойным мылом. Он взял ее в свои крошечные ладошки и поцеловал.
– Я рада, что тебе понравился подарок, – сказала мать и улыбнулась.
Томас улыбнулся ей в ответ, сжал ее руку. Он был счастлив.
37
Теперь он чувствовал себя гораздо спокойнее. Фотография покрылась пылью. Томас протер ее, потом отступил. Мама разговаривает с принцессой Маргарет. Старый снимок. Одна из множества фотографий матери у него в кабинете. Он давно не смотрел на нее.
Как давно?
Где ее сняли? По какому случаю?
Память опять подводила Томаса, словно кто-то наугад вырывал из нее страницы. Бесполезный мусор оставался на месте: он с фотографической четкостью помнил монтажные схемы всех принадлежавших ему компьютеров, все чипы, выключатели, проводки, гайки, винты и прочее. Ну и на кой ему это нужно? А вот то, что было и впрямь необходимо, пропадало. Взять хоть этого репортера, Джастина Флауаринга, который был его гостем, которому требовались его забота и внимание. Томас совершенно забыл о нем вчера, не давал парню ни воды, ни еды.
Одна стена кабинета от пола до потолка была уставлена книжными шкафами с изданиями по медицине и технике, а на остальных висели фотографии его матери.
На столе у Томаса стоял мощный микроскоп, там же находилась стопка предметных стекол с образцами клеток животных и людей. Он любил изучать многообразие жизни; в один прекрасный день он, возможно, проведет собственное биологическое исследование. Дарвину Томас не симпатизировал, предпочитая ему своего однофамильца – Карла Ламарка. Да, как-нибудь потом он непременно и сам займется исследованиями. Ему нравился научный подход: часы, дни, месяцы, годы наблюдений, экспериментов, для которых необходимо терпение.
Во всем должен быть порядок.
Снизу с кухни донесся сигнал микроволновки.
Томас подошел к окну – высокий и гордый, теперь настоящий хозяин дома, – выглянул, отодвинув штору, которая всегда оставалась закрытой, чтобы не допустить внутрь молекулы дерьма и мочи, падающих с самолетов. Рассвет разгонял тьму. Он услышал звук проехавшего мимо такси, увидел сквозь решетку забора задние габаритные огни.
Воскресенье.
«Ты сегодня отдыхаешь, доктор Теннент? Расслабляешься? Получаешь удовольствие, трахая свою телку?»
Томасу на глаза попалась другая фотография матери, одна из самых его любимых. Мать лежала на диване в пеньюаре, сквозь который была видна ее грудь. Она пила из бокала шампанское, курила сигарету в длинном мундштуке и смеялась.
Томас попытался вспомнить, когда они вместе смеялись в последний раз, но эта страница оказалась вырванной.
Во рту пересохло. Нужно выпить воды или еще чего-нибудь.
«Интересно, сухо ли у мамы в могиле?» – подумал он.
Томас спустился в кухню, вытащил из микроволновки пиццу «Сан-Марко» с копченой ветчиной и грибами. Подозрительно посмотрел на какие-то сморщенные красные ошметки посреди расплавленной сырной поверхности. Они походили на засохшие шкурки помидоров в блевотине.
Он поднес пиццу к носу, пахло хорошо. Томас давно уже ничего не ел и не пил. Перестал есть за двенадцать часов до начала наблюдения за доктором Майклом Теннентом – не хотел, чтобы его отрывала от дела необходимость отправлять физиологические потребности.
«Пероральный прием пищи запрещен». Такие таблички он видел иногда на кроватях пациентов в больницах, когда изучал медицину. Как-то раз ему удалось на пять дней прикрепить такую табличку к кровати одного ворчливого больного, и никто даже не возразил.
На стене в кухне висели электрические часы, тихонько тикавшие через каждую секунду. Гудели морозилка и холодильник. От этих назойливых звуков казалось, что в голове у него осиное гнездо. Одна из неоновых колб в лампе дневного света перегорела, и ее требовалось заменить. Нужно было разгрузить посудомоечную машину – Томас не помнил, когда запустил ее, но на пульте горел огонек, свидетельствующий об окончании цикла. В раковине и в сушилке лежали грязные тарелки. Он не помнил, откуда они взялись, – еще одна вырванная страница.
