Майкл внимательно смотрел на пациента. Как и прежде, он не хотел поощрять извращенные фантазии старика, расспрашивая его о подробностях, однако и проигнорировать то, что сейчас услышал, он тоже не мог.
– Хорошо, – сказал он. – Вы можете что-нибудь к этому добавить?
Не шелохнувшись и не отводя взгляда, Дортмунд ответил:
– Нет.
У Майкла возникло впечатление, что пациент играет с ним.
– Скажите, а почему вы решили, будто я о ком-то волнуюсь?
– Насколько я понимаю, я плачу вам за то, чтобы вы помогали мне, доктор Теннент. А не наоборот.
– Я вам и помогаю, но вы еще на самом первом приеме сказали мне, что пришли в поисках искупления за то, что натворили в Берген-Бельзене. Это ведь ваши слова, разве нет?
– Для меня то, что происходит с вами, не имеет значения. Я просто сделал наблюдение, только и всего.
Майкл оторвал взгляд от старика и погрузился в его историю болезни: он давал Дортмунду время сказать еще что-нибудь.
Но тот упорно молчал. Майкл посмотрел на часы. Осталось десять минут.
– Я прочел в «Таймс» о смерти Глории Ламарк, – произнес наконец Дортмунд. – Актрисы. Она была вашей пациенткой – мне как-то раз довелось сидеть вместе с ней в приемной. Я помню ее по фильму «Двойной нуль» с Майклом Редгрейвом.
Майкл поднял на него пронзительный взгляд. Глаза старика смотрели с упреком… или это ему только казалось? Ну уж нет, он не даст втянуть себя в разговор о Глории Ламарк.
– Я сказал, что мне понравилось, как она играла в этом фильме, – продолжал Дортмунд. – Глория Ламарк обрадовалась. Актрисам легко польстить. Они очень тщеславны. Уверен, вы знаете это не хуже меня, доктор Теннент.
– Вы видели «Список Шиндлера»? – спросил Майкл.
Дортмунд отвернулся. Майкл понимал, что нанес пациенту удар ниже пояса. Нельзя так вести себя с человеком, пребывающим на грани душевного расстройства: он и так весь истерзан чувством вины за те жестокости, которые творил во время войны. Но Майклу было все равно. Если этот престарелый негодяй собирается морочить ему голову, то получит в ответ по полной программе.
Дортмунд до конца приема не сказал больше ни слова. Он взял свою трость с ручкой из красного дерева, поднялся с дивана, нарочито вежливо пожелал Майклу всего доброго и вышел, словно перешагнул через собственную тень.
Майкл сердито захлопнул его историю болезни и вернул папку в шкаф. Он решил отказаться от Дортмунда. Он взялся за этого пациента только потому, что тот заинтересовал его: врач пытался понять, что происходило в голове Дортмунда в годы Второй мировой.
«Откуда берутся преступники? Некоторые люди изначально запрограммированы на то, чтобы творить зло? Или в человеке просто имеется некая предрасположенность к злу, а потом с ним что-то случается? Когда? В детстве? Или когда он взрослеет?
И что такое зло? Почему участники Крестовых походов считали нормальным убивать мусульман, однако убийство нацистами евреев, цыган и инвалидов вызывает всеобщее осуждение?
Можно ли считать нормальным человека, который творит зло? Каким он должен быть: слабым или сильным?»
Майкл набрал рабочий номер Аманды. Ответила Лулу. Она только что безуспешно пыталась дозвониться Аманде домой и на мобильный, еще раз позвонила ее сестре, матери и Брайану. Никаких новостей.
Сердце Майкла буквально разрывалось на части, но голос его оставался спокойным.
– Лулу, – сказал он, – я звоню в полицию.
49
Здание полиции Брайтона видно издалека: оно находится на вершине крутого холма. Никаких архитектурных изысков, построено по типовому проекту – такое встретишь в любом современном городе. Бетон и стекло, запятнанные городской грязью и изъеденные солью, которую ветер приносит с Ла-Манша. Не то чтобы это строение служило украшением города, но и бельмом на глазу его тоже назвать нельзя. Оно отличается своими размерами: это второе по величине здание полиции в Англии.
Герб над входом придает ему официально-начальственный вид. В этой части города живут самые разные люди. Некоторые из них чувствуют дискомфорт, проходя по улице мимо длинной стены из стекла, сквозь которое невозможно заглянуть внутрь. Многие вообще предпочитают не ходить по этой улице.
Офис коронера Брайтона и Хоува расположен на первом этаже и выходит окнами на парковку для полицейских машин и спортивный зал.
Гленн Брэнсон стоял в просторной комнате перед столом Элеоноры Уиллоу, которая присутствовала на вскрытии Коры Берстридж.
– Зачем именно вам нужен ключ? – спросила она.
– Из Лос-Анджелеса прилетает дочь покойной. Я подумал, что квартиру нужно привести в порядок, чтобы дочь не увидела ничего такого, что могло бы ее расстроить, – солгал он.
Элеонора Уиллоу нахмурилась:
– Ну хорошо, если вы считаете это необходимым.
– Вы же не собираетесь приглашать туда криминалистов?
– Нет, – ответила она. – Что касается отпечатков пальцев, то можете не беспокоиться. Патологоанатом ничего подозрительного не обнаружил. Мы ждем результатов анализа желудочного сока, крови и мочи.
Элеонора Уиллоу встала, открыла ящик шкафа, порылась там и вытащила конверт, на котором от руки было написано: «Кора Берстридж, Хоув, „Полумесяц Аделаиды“, дом 93, квартира 7».
– Только вы уж, пожалуйста, верните мне потом ключи.
– Не беспокойтесь.
Дверь, которую Гленн выломал в четверг, уже вернули на место, и следов его взлома почти не осталось. Без труда справившись с замком, он вошел внутрь и закрыл за собой дверь, довольный тем, что его никто не видел.
Гленн хотел, чтобы ему не мешали, чтобы он мог поразмыслить, чтобы у него было время спокойно все обдумать.
Он уже, насколько то было в его силах, выяснил, как прошел последний день Коры, – расспросил ее соседку, миссис Уинстон, которая, похоже, не спускала с актрисы глаз. Утром Кора дала интервью местной газете «Ивнинг Аргус». Приходил репортер, а потом фотограф. Затем Кора отправилась в магазин: сказала миссис Уинстон, что хочет купить подарок для своей новорожденной внучки (дочь актрисы жила в Америке), что-нибудь небольшое, чтобы можно было отправить по почте. Миссис Уинстон посоветовала ей приобрести какую-нибудь одежду. Кора собиралась навестить дочку на Рождество, она еще не видела внучку и с нетерпением ждала встречи. Она только о внучке в последнее время и говорила, о трехмесячной малышке по имени Британи.
Кора Берстридж ушла из квартиры в начале второго, а миссис Уинстон отправилась навестить свою собственную дочь – больше Кору она не видела.
Гленн стоял неподвижно. Неприятный запах почти выветрился – из квартиры, но не из его головы.
Он постарался представить себя на месте Коры Берстридж. У психологов есть такой прием – влезть в шкуру другого человека, чтобы лучше его понять. Он закрыл дверь на цепочку, которую тоже вернули на место. Потом, вообразив себя Корой, медленно прошелся по коридору. Что он чувствовал?
