Томас занервничал. Что он получит сегодня – нахлобучку или вознаграждение?
Мама склонилась над ним. Одна ее грудь коснулась его щеки – какая прохладная – и осталась на ней. Ее руки нырнули под пену, ухватили брусок мыла. Почувствовав, как жесткое мыло скользит между ног, он ощутил странное возбуждение.
– Молодец, мой мальчик, Том-Том, какой хорошенький, чистенький чу-чу. Мамочка помоет его еще немного.
Вознаграждение.
Томас вздохнул с облегчением, возбуждаясь все больше.
Теперь мальчик почувствовал, как ее мыльные руки манипулируют с его чу-чу, массируют его, обнажают головку, потом снова натягивают на нее кожицу, как чу-чу затвердевает и увеличивается в размерах у нее в пальцах.
– Какой большой чу-чу. Когда вырастешь, у тебя будет очень большой и красивый чу-чу. Правда, Том-Том?
Он возбужденно хихикнул. Ему нравилось, когда мама улыбалась и хвалила его. Ему страшно хотелось, чтобы она все время ему улыбалась.
Мама сбросила белый атласный халат, и он упал, словно лужа белой жидкости растеклась по красному ковру. Она стояла перед ним обнаженная – огромные груди, треугольник светлых волос, густых и клочковатых, чуть заметная складка на животе. Вот там он когда-то находился – лежал внутри ее, свернувшись калачиком.
Теперь его чу-чу стал твердым как камень, и Томас с гордостью продемонстрировал это маме, зная, что та будет довольна, и она вознаградила его поцелуем в лоб.
– Хороший мальчик, Том-Том. Я тебя люблю.
Он смотрел на нее, желая, чтобы она повторила это снова. Но она не повторила, зато мама улыбалась, и ему было радостно.
Она залезла в ванну, села лицом к нему, высунув колени над пеной.
– Ну, как там твой чу-чу, дорогой?
Томас хотел, чтобы она потрогала его еще, отчаянно желал снова испытать то блаженство, которое охватывало его, когда мама держала его чу-чу. Она потянулась, взяла мыло, намылила руки и снова взяла чу-чу, который теперь стал очень крепким, как никогда прежде.
Затем она передала мыло сыну. Он ухватил розовый брусок маленькой рукой.
– Теперь тебе нужно помыть мамочку, дорогой, – сказала она.
Он подвинулся к ней, принялся медленными круговыми движениями водить мылом вокруг ее пупка, одновременно так же медленно гладя другой ладонью ее груди, соски, а потом опускаясь на мягкую плоть живота.
Мама выгнула спину, чуть приподнялась, и над пеной поднялся кустик ее светлых волос, ставший от влаги чуть ли не черным. Томас прижал к нему мыло, медленно провел по волосам вниз и наконец нащупал бархатное Тайное Место. Тайное Место, о котором знал только он.
Томас еще раньше поклялся, что никому не расскажет об этом. Никому. Никогда.
58
– Ты ужасно выглядишь, Майк.
– Я в порядке.
– Что-то непохоже. Ты, часом, не заболел?
«Да, мне плохо, а тут еще ты приперся! Долго ты еще собираешься здесь торчать? Пожалуйста, оставь меня одного, уйди, очень тебя прошу! Сгинь, исчезни, улетучься!»
Такие мысли нахлынули на Майкла, когда в кабинет зашел его коллега Пол Стрэдли, но он, разумеется, не произнес вслух ничего подобного. Майкл положил трубку – он в этот момент набирал телефон Лулу – и сказал:
– Я здоров, просто устал.
Коллега внимательно вгляделся в него:
– Ты уверен?
– Я же врач, черт подери! – отрезал Майкл.
Эта внезапная вспышка обескуражила коротышку Стрэдли, который был сегодня в еще более несуразном, чем обычно, костюме, однако он не отступил.
– Я тоже врач, Майкл. – Голос тщедушного психиатра звучал солидно.
Атмосфера в кабинете накалилась, но это продолжалось недолго. Пол укоризненно посмотрел на коллегу, потом сказал:
– Майкл, в четверг ты обещал уделить мне время. Я должен поговорить с тобой об одном пациенте, у которого боязнь рвоты. – Заметив на лице собеседника недоумение, он напомнил: – Я тебе о нем говорил – бедняга может есть только жидкое, боится, что комки застрянут у него в пищеводе. Это же по твоей части.
– Верно, – сказал Майкл, вспоминая тот разговор.
– Мы можем завтра вместе пообедать?
– Одну минуту.
Майкл сел за компьютер и открыл ежедневник. Он несколько дней туда не заглядывал. Завтра вечером у него программа на радио… господи боже, он совсем не в подходящем состоянии для эфира; впрочем, можно попросить руководство радиостанции объявить об исчезновении Аманды. А в пятницу, ошарашенно прочел Майкл в ежедневнике, он принимает участие в благотворительном турнире по гольфу в пользу душевнобольных.
Несколько месяцев назад Майкла уговорил поучаствовать в этом мероприятии его лучший друг Ник Стэнфорд, с которым он четыре года прожил в одной комнате, когда учился в Кингс-колледже. Они были знакомы очень давно, еще в конце шестидесятых ходили в одну начальную школу. Однако тогда они друг друга ненавидели, а когда им было по двенадцать, Майкл в финале соревнований по боксу, к ужасу учителей и родителей, нокаутировал Ника.
Но когда они случайно встретились на первом курсе в Кингс-колледже, между ними тут же возникло взаимное притяжение. За эти годы оба повзрослели и изменились. Они и сами удивлялись, почему прежде ненавидели друг друга. Вроде как Майкл раньше считал Ника задирой, а Нику не по душе было, что Майкла признавали лучшим спортсменом в школе. Так или иначе, из подернутого дымкой тумана прошлого родилась необыкновенно прочная мужская дружба.
Получив диплом, Ник некоторое время проработал в фармацевтическом гиганте «Бендикс Шер», после чего основал собственную фармацевтическую компанию, которая производила дженерики
[18]. Он стал мультимиллионером. Оба очень любили гонять на мотоциклах… Впрочем, после смерти Кейти Майкл потерял интерес к этому виду спорта. Но они по-прежнему вместе играли в гольф.
Ник и его жена Сара, к которой Майкл относился с большой симпатией, всячески поддерживали его все три года после смерти Кейти.
Майклу очень не хотелось сейчас брать на себя какие-либо обязательства – он вообще собирался отменить все завтрашние консультации и вплотную заняться поисками Аманды.
Стрэдли смотрел на него с тревогой:
– Что случилось, Майкл?
– Ладно, давай завтра вместе пообедаем. В час. Встретимся внизу в ресторане, тебя это устраивает? – жизнерадостно сказал Майкл.
– Отлично.
Это был единственный способ побыстрее избавиться от Стрэдли. В конце концов, завтра утром можно все отменить. Ему отчаянно нужно было поговорить с Лулу, прежде чем в четыре пятнадцать придет очередной пациент.
