– Но зачем? – спросил Бовуар.
– Я не знаю. Может, потому, что сад такой необычный. Венеция, Флоренция и Париж прекрасны, но о них все знают. Все художники ищут там вдохновение. Питеру требовалось что-то новое.
– И он его нашел, – заметил Жан Ги, глядя на картины.
Они по-прежнему оставались merde. Словно Питер упал в кучу дерьма. А потом нарисовал ее.
– Я не знаю, что случилось, – сказала Клара. – Но что-то в том саду изменило Питера. Или начало менять.
– Как корабль, изменивший курс, – сказал Гамаш. – До порта еще далеко, но направление взято верное.
Питер больше не оставался потерянным. Он наконец нашел свою Северную звезду, подумал Гамаш.
Если так, то почему из Шотландии он полетел в Торонто? Чтобы доставить картины ребенку Марианны? Но их можно было отправить по почте, как и другие.
Чтобы навестить своего старого профессора? Получить одобрение, найти наставника? А может быть, все проще, человечнее. Больше в характере Питера.
Может быть, он снова убегал, напуганный тем, что увидел в саду. Не желая дальше идти тем путем. Может быть, он прилетел в Торонто, чтобы спрятаться.
И снова всплыла притча про Самарру. Убежать от судьбы невозможно. Она так или иначе настигнет Питера.
Значит, Торонто стал еще одним шагом на пути к пункту назначения.
Словно осененные одновременно одной и той же мыслью, все повернулись к дальней стене. К картинам на ней. К самым поздним работам Питера. Может быть, его последним работам. И определенно его последним дорожным знакам.
– Дайте-ка мне бутерброд с беконом, – сказал констебль Стюарт с той же интонацией, с какой шериф на Диком Западе мог бы заказать порцию виски.
Он снял пиджак и пригладил мокрые волосы.
– Что с тобой случилось, сынок? – спросил официант в баре для завтрака, стряхивая крошки с пластмассовой поверхности.
– Что вы знаете о том саде дальше по дороге?
Круговые движения тряпкой замедлились. Потом вообще прекратились. Пожилой человек изучающе посмотрел на констебля:
– Сад как сад. Такой же, как другие.
Стюарт поднялся с круглого барного стула:
– Подумайте над ответом. Когда я вернусь, я хочу услышать что-нибудь получше. И бутерброд. И черный кофе.
В туалете Стюарт справил нужду, вымыл руки и потер лицо, стараясь смыть грязь и траву, въевшиеся в кожу. Часть грязи оказалась синяками, и он перестал тереть.
Ухватившись за раковину, он наклонился к зеркалу и уставился в свои широко раскрытые глаза. Он знал, что адвокат никогда не должен задавать вопрос, если он не готов к ответу. Адвокаты не любят сюрпризов.
Иное дело копы. Сюрпризы поджидают их на каждом шагу. И редко это приятные сюрпризы.
Роберт Стюарт не знал, готов ли он к ответу, который его ждет.
Клара села за ноутбук, принесенный Жаном Ги.
Кофе был приготовлен и разлит, и теперь она вывела компьютер из спящего режима.
На экране появилась домашняя страница.
– Что это за сад? – спросила Клара. – Он просто не может быть обычным садом, с таким-то названием.
– Мы практически ничего не успели о нем прочесть, – сказала Рейн-Мари, придвигая свой стул к Кларе. – Хотели как можно скорее прийти к вам. Мы знаем только, что он расположен рядом с Дамфрисом.
Мужчины тоже придвинули стулья и, попивая кофе, начали читать про «Сад космических размышлений».
Констебль Стюарт уселся на барный стул. Его ждали бутерброд с беконом и черный кофе, но пожилой официант куда-то исчез. И вообще за стойкой никого не было. Но из-за распашной двери доносились какие-то голоса.
Стюарт вонзил зубы в обжаренный на решетке, еще теплый сэндвич. Копченый бекон хрустел на зубах и имел вкус его ушедшего детства. Стюарт неохотно положил бутерброд и огляделся – не видит ли кто. В помещении не было ни души. Тихо ступая, он быстро подошел к двери.
– Что ты ему скажешь? – требовательно спросил немолодой женский голос.
– Правду.
Стюарт узнал голос официанта.
– Ты, смешной старик, ты знаешь правду не больше, чем я. Нет никакой правды.
– Есть. Слушай, я, по крайней мере, ходил туда. А ты – нет.
– Ты ходил туда стрелять кроликов. Что тут космического?
– Я не говорил про космическое. – Голос пожилого официанта звучал раздражительно.
– Ты всем надоел своими пьяными историями. Давай-ка иди туда, а то он украдет специи, – сказала повариха. – Мне знаком этот тип. Пронырливые ребята.
Констебль Стюарт выпрямился, чувствуя себя оскорбленным, и быстро вернулся к своему завтраку.
Клара прокручивала фотографию за фотографией на сайте сада. На одной из них несколько громадных двойных спиралей ДНК поднимались из земли, будто вытолкнутые оттуда. В другой части сада дерзкие скульптуры, символизирующие разные научные теории, смешивались с деревьями, образуя лес. Искусственный, природный – одно почти неотличимо от другого.
Потом они увидели шахматный рисунок, который распространялся вверх и вниз, вправо и влево, прорывался из другого измерения.
Фотографии на сайте делались при дневном свете, когда сияло солнце. Но все равно в них чувствовалось что-то беспокоящее. Это был не временный сад скульптур. Он казался старым, долговечным.
Он воспринимался как Стоунхендж или как Брин Кадер Фанер с загадочными надолбами на вершине холма
[55]. Их назначение было неясно, но их сила несомненна.
«Зачем? – спрашивала себя Клара. – Зачем кто-то создал такой сад? И почему Питер поехал туда?»
– Хозяина я никогда не видел, – сказал пожилой человек, которого, как ни странно, звали Альфонсом.
– Можно я буду называть вас Ал? – спросил констебль Стюарт.
– Нет.
– Он сам создал этот сад?
– Да, со своей покойной женой. Милые люди, судя по тому, что я слышал. Сделали сад для себя, но, когда пошли разговоры, решили открыть его для публики.
Стюарт кивнул. Он это знал. А еще он знал, что сад открывался всего на один день в году.
– Не на день, – поправил его Альфонс. – А на пять часов. Раз в год. В первое воскресенье мая.
– Тогда-то вы его и видели? – спросил Стюарт, зная ответ.
– Не совсем. Я пошел туда вечером.
– Зачем?
Альфонс явно не ждал таких вопросов. Может, стоило сказать, что он ходил туда стрелять зайцев? Не ради еды – они не голодали, – а ради развлечения. Он занимался этим с юношеских лет. Стрелял белок и зайцев. Кротов и полевок.
