Между старыми домами мелькала река.
– Так почему бы и не музы? – спросила Мирна. – И потом, как иначе объяснить поэзию Рут? Только не говорите мне, что пьяная старуха пишет их без какой-то сверхъестественной помощи.
Гамаш рассмеялся:
– Писателя-призрака?
– На самом деле не имеет никакого значения, существуют музы или нет, – сказала Мирна. – Имеет значение то, что Ноу Ман верил в них. Его вера имела такую силу, что он не боялся выглядеть смешным, не боялся потерять работу. Эта вера сильна, Арман, но мы говорим о другом. Такая страсть, такая уверенность – они очень привлекательны. В особенности для людей дезориентированных.
– Вы идете? – окликнула их Клара.
Они с Шартраном остановились, поджидая друзей.
Мирна и Гамаш догнали их, и все вместе дошли до арки, за которой находился скрытый дворик. Здесь они в первый раз поменяли тактику двадцать четыре часа назад. Теперь это казалось далеким прошлым, ведь за прошедшее время столько всего случилось.
Гамаш убедил своих спутников не идти к Бовуару в «Ла Мюз» – их присутствие помешало бы Жану Ги заниматься делом.
Поэтому они пришли в уже знакомый дворик. Терраса, которая должна была бы ломиться от туристов, восторгающихся великолепным видом, оказалась пуста.
Этот дворик существовал только для них и для двух игроков в нарды, которые, как и вчера, сидели на своих местах. Возможно, они сидели здесь всегда. Пообтрепавшиеся стражи у забытых ворот.
Бовуар изучил других официантов и официанток, и наконец его взгляд упал на человека средних лет, только что появившегося из двери за стойкой бара. Жан Ги взял свое пиво и переместился на табурет перед стойкой. Там он почувствовал себя не слишком уютно. Или, что еще хуже, слишком уютно. Слишком привычно.
Он встал.
– Salut, – приветствовал он немолодого человека, который за стойкой разглядывал бланки заказов.
Человек оторвался от своих бумажек и послал Бовуару мимолетную профессиональную улыбку:
– Salut.
После чего вернулся к прежнему занятию.
– Милое место, – сказал Бовуар. – Название интересное. «Ла Мюз». Откуда такое?
Он привлек к себе внимание человека, хотя и понимал, что тот считает его слабаком, или пьяницей, или страдающим от одиночества, или просто занудой.
Но профессиональная улыбка снова промелькнула на лице бармена.
– Оно называлось так, когда я поступил сюда работать.
– И давно это случилось?
Бовуар понимал, что выставляет себя в глупом виде. Как бы славно было сейчас помахать своим удостоверением Квебекской полиции! Огромная разница между задающим вопросы инспектором полиции и завсегдатаем баров.
Человек оставил свое занятие и уперся обеими руки в стойку:
– Лет десять назад.
– Вы хозяин?
– Нет.
– Могу я с ним поговорить?
– У нас нет вакансий.
– Я не ищу работу.
Человек посмотрел на него недоверчиво.
У Бовуара руки чесались вытащить удостоверение. А еще лучше – пистолет.
– Слушайте, я знаю, это покажется вам странным, но я ищу кого-нибудь, кто знает о художнике по имени Ноу Ман.
Что-то в человеке изменилось. Он оттолкнулся от стойки и окинул Бовуара оценивающим взглядом:
– Зачем?
– Понимаете, я работаю в галерее в Монреале, и картины этого Ноу Мана неожиданно поднялись в цене. Но никто о нем ничего не знает.
Теперь бармен слушал его во все уши. Совершенно случайно Бовуар сказал те самые слова, которые гарантировали реакцию и уважение. Именно то, что и требовалось Бовуару.
– Правда?
– Вы, кажется, удивлены?
– Понимаете, сам я никогда не видел работ этого Ноу Мана, но Люк убедил меня…
– Да?
– Наверное, вы слышали, что Ван Гог был немного того.
– Что значит «того»?
– Чокнутый.
– А-а. – Вот теперь появилось что-то, за что можно зацепиться. – И Ноу Ман тоже?
Ответом ему был суровый взгляд.
– Он называл себя Ноу Ман. Что тут можно подумать?
– Я вас понял. А кто такой Люк?
– Владелец заведения. Люк Вашон.
– И он знал Ноу Мана?
– Да, конечно, он прожил в том месте несколько лет.
– Что он об этом рассказывал? – спросил Бовуар.
– Не много.
– Послушайте, он прожил там несколько лет. Наверняка что-то рассказывал.
– Я спрашивал пару раз, но он не хотел говорить о том времени.
– Думаете, его это смущало? – спросил Бовуар.
– Возможно.
– Да бросьте, мне вы можете рассказать, – настаивал Бовуар. – Это должно быть что-то довольно странное.
– Мне кажется, ему к концу стало там страшновато, – сказал человек. – Люк очень не хотел говорить о том времени. Я знаю, он отправлял картины Ноу Мана в его галерею или куда-то еще. Для кого-то из ваших, по-видимому. А еще Люк покупал для Ноу Мана кисти, краски и другие принадлежности.
– Вероятно, они были близки.
– Вот уж вряд ли. Люк говорил, что Ноу Ман в один прекрасный день собрал вещички и уехал. Как и не было.
– Куда?
– Не знаю.
– А Люк знает? Он поддерживает связь с Ноу Маном?
– Никогда не спрашивал. Мне нет до этого дела.
– А Ноу Ман, он из местных?
– Сомневаюсь. Никогда не слышал ни про его семью, ни про что-то такое.
– То есть он мог уехать домой?
– Наверное.
Жан Ги отхлебнул пива и задумался.
– Когда Люк открыл это заведение?
– Он купил его, когда ушел из колонии.
– Почему он назвал ресторанчик «Ла Мюз»?
– Вы что-нибудь слышали про музу художника? – осведомился бармен. – Все художники либо хотят найти музу, либо она у них уже есть. А мне, кроме тишины и спокойствия, ничего не нужно.
Он уставился на Бовуара, но тот проигнорировал намек.
– У Люка есть муза?
– Только она. – Бармен ткнул пальцем в обложку меню.
– Она реальная? – спросил Жан Ги.
– Было бы здорово, правда? – подмигнул бармен. – Но нет. – Он перегнулся через стойку и прошептал, словно делясь тайной: – Муз в природе не существует.
– Merci, – сказал Бовуар и снова пожалел, что не может почувствовать тяжесть пистолета в руке. – А хозяин все еще занимается живописью?
