– Но это значит, что электронная версия осталась, – заметил Гамаш.
– Вот именно. Секретарь послала дело мне по почте. Когда оно загрузится, мы уже сто лет как будем мертвы. Поэтому я попросила секретаря прочитать мне кое-какие важные вещи.
– И?..
– Себастьян Норман преподавал теорию живописи всего один год. Как я тебе уже говорила, рекомендовал его профессор Мэсси. Но самым ценным в деле оказалась записка от Нормана, в которой он просит выслать ему последнее жалованье в Бэ-Сен-Поль. Питер, вероятно, прочел записку и отправился туда, чтобы найти Нормана.
– Однако Норман исчез из Бэ-Сен-Поля задолго до приезда Питера, – сказал Гамаш. – У нас может появиться другая наводка. Норман посылал свои картины в какую-то галерею. Возможно, там до сих пор есть его работы. Профессор Мэсси познакомился с Норманом в Торонто, когда тот начинал карьеру. Вероятно, галерея находится в Торонто.
– И у них должен быть его теперешний адрес, – подхватила Рейн-Мари. – Но в Торонто много галерей.
– Верно, однако профессор Мэсси может знать, – сказал Арман.
– Хочешь ему позвонить?
– Сейчас уже поздновато, – ответил Арман. – Он наверняка уехал домой.
– Необязательно. Я думаю, профессор Мэсси живет в колледже, в своей мастерской.
– Правда? Как странно.
– По-моему, у него там есть все, что необходимо, – сказала Рейн-Мари.
«Одного профессора выгнали, – подумал Гамаш, повесив трубку. – Другой профессор вообще оттуда не уходит».
Рейн-Мари перезвонила через несколько минут:
– Никто не отвечает. Может, он там и не живет. Попробую позвонить утром.
– А секретарь не сказала, откуда родом профессор Норман? Из какой части Квебека?
– Я не спрашивала, но в деле, наверно, есть об этом.
– Перешли его мне, как только получишь, s’il te plait
[90].
Они поговорили еще несколько минут – тихий, интимный разговор двух близких людей. Потом Гамаш вернулся в кухню, куда только что явился и Бовуар.
– Есть что-нибудь? – в один голос спросили остальные.
– Patron? – сказал Бовуар, предлагая Гамашу говорить первым.
– Рейн-Мари ждет электронное письмо из колледжа с делом профессора Нормана. Вы знаете, что именно профессор Мэсси рекомендовал принять Нормана на работу?
Судя по лицу Клары, это было для нее новостью.
– Какой бес в него вселился?
– Он сказал Рейн-Мари, что знал Нормана шапочно. Они встречались на нескольких выставках, и Мэсси решил, что Норману требуется помощь. Знакомствами тот не обзавелся, да и с деньгами у него явно было туговато. Поэтому Мэсси рекомендовал Нормана на неполную ставку в качестве преподавателя теории искусства.
– Наверное, Мэсси чувствовал себя ужасно, когда Норман напортачил, – заметил Бовуар.
– Что вы о нем думаете? – спросил Гамаш у Мирны.
– О Мэсси? Мне он понравился. Можно понять, почему студенты им восхищались. Он и сейчас обладает неким магнетизмом. И похоже, он искренне переживает за студентов. Он мне чем-то напоминает вас, Арман, – сказала Мирна.
– Верно, – подтвердила Клара. – Я знала, в этом человеке что-то есть. Его спокойствие, его желание помогать.
– И его мужественное красивое лицо, – добавил Гамаш и увидел, как дамы закатили глаза. – В деле Нормана обнаружилась записка, в которой он просит переслать его последнее жалованье сюда, в Бэ-Сен-Поль. Питер прочитал дело, увидел записку и приехал сюда. Если в деле есть что-нибудь еще, мы скоро узнаем.
Макароны уже сварились. Их сбрызнули оливковым маслом с чесноком, посыпали свежим базиликом и тертым пармезаном и поставили на стол.
– Ваша очередь, – обратилась Клара к Бовуару, когда все сели за стол. – Есть что-нибудь из «Ла Мюз»?
– Ничего. Я долго ждал ответа, однако бармен был слишком занят и не смог подойти к телефону, – ответил Бовуар, приступая к макаронам.
Он не стал говорить об этом, но, если бы они остались в Бэ-Сен-Поле, он мог бы сейчас сходить в «Ла Мюз», прижать того типа к стене и получить от него нужные сведения. А вместо этого ему пообещали, что бармен перезвонит, когда освободится, и повесили трубку.
Час спустя, когда они убрали со стола и сварили кофе, одновременно зазвонили два телефона.
– Excuse-moi, – сказал Гамаш и снова вышел со своим сотовым на каменную террасу.
Перед тем как закрыть дверь, он услышал голос Шартрана – тот обращался к Бовуару:
– Это вас.
Вечер стоял теплый, безлунный, и, хотя Гамаш не видел реку, все остальные его органы чувств ощущали ее присутствие. Он ее обонял, слышал и даже осязал. Легчайший туман касался его лица.
– Рейн-Мари?
Он подсознательно повернулся на запад и представил себе Рейн-Мари в их доме. Представил себя рядом с ней в саду. Под теми же звездами, что и здесь.
– Я получила его личное дело. Только что переслала его тебе.
– Ты можешь передать его содержание в общих словах?
Он слушал, как она читает. И пока она читала, он медленно поворачивался. От нее. От Трех Сосен. От сердца Квебека. К верховьям реки. Туда, где начинался Святой Лаврентий и Квебек.
Туда, где, как он теперь знал, все это начиналось. И где все закончится.
– Patron?
В дверях возник силуэт Бовуара.
– Ici
[91]. – Гамаш только что закончил разговор с Рейн-Мари.
– Я знаю, куда поехал владелец «Ла Мюз». Куда он ездит каждый год приблизительно в это время.
– Позволь мне высказать предположение, – сказал Гамаш.
Шеф был всего лишь бестелесным голосом, однако постепенно Бовуар стал различать его очертания. Темные на фоне звездного вечернего неба.
Темная фигура подняла черную руку и показала направление.
– Вон там, – проговорил Гамаш.
– Oui, – сказал Бовуар.
– Табакен.
– Oui.
Бовуар тоже повернулся и уставился в темноту.
Если бы мир был плоским, то можно было бы сказать, что Табакен приютился на краю пропасти.
– Вот вы где, – сказала Мирна, выходя из дома.
– Что тут происходит? – спросила появившаяся в дверях Клара, заметив двух мужчин, которые тихо стояли, глядя на восток.
– Мы знаем, куда уехал владелец «Ла Мюз», – сообщил Бовуар.
– И мы знаем, куда уехал Ноу Ман, – добавил Гамаш. – И где почти наверняка находится Питер.
