– Но зачем ему туда ехать? Это ведь не на соседней улице, а на самом краю континента. Нужно быть в полном отчаянии, чтобы решиться на такое.
Да, подумал Гамаш. «Отчаяние» – точное слово. И он почувствовал отчаянное желание добраться туда как можно скорее.
– Я спросил пилота, может ли он доставить нас отсюда в Табакен, но он говорит, что небо из-за погодных условий закрыто для полетов. По всему побережью. Посадка и взлет запрещены.
– Значит, мы в любом случае не смогли бы сегодня добраться до Табакена?
– Видимо, да, – ответил Гамаш. – Красное небо утром.
Раздался гудок корабля, низкий, скорбный. Клара взглянула на часы:
– Он отчаливает.
Она быстро двинулась к пристани.
– Постойте, Клара. Есть еще один вопрос. О Шартране.
Клара остановилась. Повернулась.
– А что о Шартране?
Корабль издал еще один гудок.
– Как вы думаете, почему он поехал с нами?
Гамаш увидел Жана Ги, который махал им с пристани рядом с «Морским волком».
– Потому что ему нравится наше общество? – предположила Клара.
– Наше общество?
– Вы думаете, он поехал из-за меня?
– А вы что думаете?
Корабль издавал короткие настойчивые гудки.
– По-вашему, он только делает вид, будто я ему нравлюсь, как предлог, чтобы сблизиться с нами.
Гамаш ничего не ответил.
– Вы считаете, что мужчина не может из-за меня закрыть галерею и присоединиться к нам?
– Я видел, как он смотрит на вас, – сказал Гамаш. – Как его тянет к вам. А вас – к нему.
– Продолжайте.
– Я не думаю, что с его стороны это полное притворство.
– Значит, не полное. Как мило.
Но Гамаш, хотя и оставался в рамках вежливости, не поддался на наживку.
– Мы должны рассматривать все возможности.
– Например?
– Шартран знал Ноу Мана, – начал Гамаш. – Я не исключаю, что он состоял членом сообщества, или секты, или что там было. Я думаю, что именно Шартран рассказал Питеру о Табакене. И отправил его туда.
– Это не преступление, Арман. Вы придаете его поступкам какой-то зловещий смысл.
– Вы правы, – признал Гамаш. – Если Питер спросил о Ноу Мане, а Шартран рассказал ему, где найти старика, тут нет абсолютно ничего преступного. Напротив, он оказал Питеру услугу. Вот только…
– Что?
– Если Шартран сделал это, то почему не сказал нам?
Клара остановилась.
– Зачем хранить это в тайне, Клара? Что он пытается скрыть?
Клара помолчала секунду-другую. В наступившей тишине они слышали, как Жан Ги зовет их.
– Вы спросили, почему Марсель присоединился к нам, но вы не спросили, почему я согласилась.
– Я думал…
– Вы думали, что я растаяла? Одинокая женщина, беззащитная перед малейшим проявлением внимания? Вы и в самом деле так думаете?
– Ну, теперь уж я и не знаю, – ответил Гамаш, столь явно сконфуженный, что Клара улыбнулась.
Жан Ги яростно махал им с пристани, а Мирна стояла посреди трапа, не пропуская моряков.
– Если Марсель знал, куда отправился Питер, и не сообщил нам, значит он не хотел, чтобы мы попали в Табакен, – сказала Клара. – Может быть, он приглядывает за нами, но я тоже не спускаю с него глаз. Поэтому я и хотела, чтобы он поехал с нами.
Она повернулась и быстрым шагом пошла к пристани, но прежде повернулась и проговорила:
– И к тому же я – достаточное основание для того, чтобы мужчина забыл обо всем на свете, Арман.
Глава тридцать пятая
– Хм, – произнес Гамаш.
Солнце садилось, и их путешествие пока проходило довольно гладко. Впереди ждал шторм, предсказанный пилотом.
Услышав голос Гамаша, Жан Ги перевел взгляд на шефа. Перед этим Бовуар смотрел на окно. Не в окно, а на окно. На собственное отражение в стекле.
– Что там? – спросил Бовуар.
Гамаш оторвался от телефона и взглянул на зятя. Зюйдвестка, доставшаяся тому в подарок, невольно привлекала внимание. Шляпа была надета набекрень, и руки постоянно тянулись к ней, меняли ее положение, угол наклона, перемещали, чтобы вид у нее был такой, будто Жан Ги сорвал ее с крючка и напялил себе на голову под крик шкипера: «Вон фонтан!»
[97]
– Очень тебе идет, старина.
– «Ты когда-нибудь видел море, Билли?»
[98] – насмешливо спросил Бовуар.
– Так что там у тебя было со старушкой? – поинтересовался Гамаш.
Бовуар снял шляпу и надел ее на колено.
– Я думаю, они чувствуют, что я не смотрю на них как на стариков. Просто как на людей.
И Гамаш знал, что это правда.
– И на Анни я никогда не буду смотреть как на старушку. Даже когда мы состаримся. Когда-нибудь.
И Гамаш надеялся, что это тоже правда. Он посмотрел на Бовуара и представил, каким тот станет в старости. Как будет сидеть с Анни на диване. В их доме, в их обиталище в Трех Соснах. Будут сидеть у камина и читать. Старые и седые. Анни и Жан Ги. И их дети. И внуки.
Дни их совместной жизни.
Прожитые так же, как прожили они с Рейн-Мари. До сего дня.
Бовуар показал на телефон в руке Гамаша:
– Так что там?
– Где?
– Вы, кажется, читали письмо? – спросил Бовуар.
– Ах да. Из полиции Бэ-Сен-Поля. Ищейки там нашли кое-что.
Бовуар переместился на жесткой скамейке так, чтобы смотреть в лицо шефу.
– Тело?
– Нет, тела пока нет. Металлическую коробку, а в ней картонные тубусы вроде того, в котором доставили полотна Питера. Они оказались пустыми. Если не считать какого-то порошка.
– Героин? Кокаин?
– Капитан Надó отправила порошок на анализ.
Гамаш посмотрел на окна, влажные от брызг. Уже опустилась темнота, и он теперь видел только освещенный нос «Морского волка».
– Может быть, колония на самом деле была лабораторией по производству наркотиков? А искусство – прикрытием шайки наркодилеров?
