Попытавшись скрыть улыбку, но не слишком успешно, Хлоя поставила чашку на небольшой столик между двумя креслами с высокими спинками перед камином. С легким вздохом, пронзившим сердце Доминика, она опустилась в одно из кресел.
– А себе ты не налила чаю? – спросил он.
– Нет, но если ты не намерен допить это бренди, можешь дать его мне.
Доминик подал ей бокал, который стоял у него на письменном столе.
– Осторожно, – сказал он, после того как она сделала большой глоток. – Ты ведь не хочешь напиться.
– Быть может, и хочу, – пробормотала Хлоя, обхватив бокал своими тонкими пальцами.
Доминик сел в другое кресло.
– Тебе нужно спиртное, чтобы набраться храбрости?
Она драматично вздохнула.
– Ты всегда был способен предугадывать мои мысли, не так ли?
– Хлоя, тебе не надо бояться высказывать все, что пожелаешь. И если кто-либо должен извиниться за сегодняшний разговор, так это я. Я был неучтивым, несдержанным глупцом. Можешь ударить меня, если я опять буду вести себя подобным образом.
Хлоя наклонилась вперед с ужасно серьезным выражением лица.
– Все верно, Доминик. Ты имел полное право быть раздраженным. Я часто убегала и пряталась в течение долгого периода времени. Это вошло у меня в привычку, и не очень хорошую.
Доминик тоже наклонился в ее сторону.
– Моя милая, никто не может осуждать тебя за это, особенно после того вреда, который был причинен тебе. Я хочу только избавить тебя от всяких неприятностей в будущем.
Она заморгала, чувствуя, как увлажнились ее глаза, но затем ослепительно улыбнулась. Сердце Доминика радостно забилось.
– Не знаю, что я сделала, заслужив такого великодушного доброго друга. Я склоняю голову перед тобой в знак уважения, Доминик.
«О боже».
Она лишала его самообладания, сама того не сознавая. Это он должен склонить голову перед ней после всего того, что ей пришлось испытать, и ради нее он готов был разорвать весь мир на части.
– Вздор, – резко сказал он. – Кажется, ты хотела сказать мне еще что-то особенное, не так ли?
Она улыбнулась.
– Ничего особенного. Я предпочла бы, чтобы ты спрашивал меня о том, что больше всего интересует тебя. Обещаю отвечать честно.
Он был озадачен. В голове возникло сразу множество вопросов.
– Можешь спрашивать о чем угодно, – мягко добавила она.
Доминик глубоко вздохнул. Ему хотелось знать очень многое, начиная с того, какие чувства Хлоя испытывает к нему. Однако он подозревал, что пока не готов услышать ответ.
– Очень хорошо. Я никогда до конца не понимал, почему ты согласилась с безумным планом дяди фальсифицировать твою смерть после окончания школы.
В ее тихом вздохе чувствовалась глубокая печаль.
– Да, понимаю, почему это кажется странным. Но простой ответ заключается в том, что дядя Бартоломью убедил меня, что так будет лучше для Гриффина. Он утверждал, что любая связь со мной пагубно отразится на сыне из-за моей разрушенной репутации…
– Негодяй, – глухо произнес Доминик.
– Конечно. Но в то время я надеялась, что Гриффин таким образом избежит моего позора. Дядя сказал, что если я буду настаивать на том, чтобы продолжать жить с Гриффином, он снимет с себя всякую ответственность за нас обоих. Мне было тогда всего семнадцать лет, и я была совершенно одинокой в этом мире. Как могла я взять на себя заботу о маленьком мальчике?
Доминик распрямился.
– Но у тебя был я, а также сэр Энтони и леди Тейт. Они были бы рады принять тебя.
Хлоя поморщилась словно от пощечины.
– Доминик, я ничего не слышала ни о ком из вас в течение почти двух лет. Я посылала тебе письма при каждом удобном случае, но после первых нескольких ответов ты больше не писал мне. И леди Тейт тоже не отвечала. Что мне оставалось предположить, кроме как что никто из вас не хотел поддерживать связь со мной?
Доминик нахмурился.
– Я писал тебе каждую неделю, Хлоя. Это ты прекратила переписываться со мной.
Они бесконечно долго смотрели друг на друга. Затем Хлоя сжала губы с выражением горечи на лице.
– Должно быть, дядя Бартоломью сказал персоналу школы, чтобы они перехватывали наши письма. – Она покачала головой. – Каким же нехорошим и злым человеком он был, если отказывал мне даже в этом небольшом утешении.
Доминик употребил еще один нелестный термин в адрес старого негодяя. Хлоя удивленно расширила глаза, но затем сдержанно засмеялась.
– Думаю, я должна согласиться с тобой, по крайней мере в данном случае.
Доминик резко встал.
– Не знаю, почему я не настоял, чтобы сэр Энтони отвез меня в Лидс повидаться с тобой. Он говорил, что лучше подождать, когда ты закончишь учебу в школе, и только потом можно попытаться встретиться с тобой вновь. Но вскоре мы получили известие о твоей смерти. – Он пристально посмотрел в ее красивые обеспокоенные глаза. – Хлоя, ты думала, что одинока, но это не так.
Он отвернулся, не желая, чтобы она видела, как дрожат его руки от гнева и чувства вины. Доминик смотрел невидящим взглядом на огонь, когда услышал шуршание юбок, а затем ощутил мягкое прикосновение руки к его спине.
– В этом виноват только мой дядя, Доминик. Он был злым жестоким человеком, причинившим нам большой вред. Но он умер, и теперь нет смысла злиться и сожалеть.
Доминик медленно повернулся к ней лицом.
– Хотел бы я относиться ко всему этому так же легко, как ты.
Она пожала плечами, лицо ее вновь приняло серьезное выражение.
– У меня было много лет, чтобы смириться со сложившимися обстоятельствами, Доминик. Только так я смогла выжить.
Он понимал, чем обусловлен такой выбор, по крайней мере, для молодой девушки, которая думала, что она одинока в этом мире. Но что было потом?
– Ты не просто выжила. Ты стала богатой женщиной, которая могла распоряжаться своей судьбой. Почему, получив свободу действий, ты не попыталась взять назад Гриффина или связаться со мной?
Он вдруг осознал, что уже не испытывает гнева на себя и даже на ее дядю. Он злился на Хлою за то, что она перестала верить в него, в их дружбу.
Казалось, она внимательно слушала, глядя на него, но Доминик чувствовал, что она мысленно не с ним.
– Не отдаляйся от меня, Хлоя.
Она заморгала, явно удивленная, но затем осторожно кивнула.
– Да, конечно. Я задумалась. Извини. Пожалуйста, сядь, и я постараюсь все объяснить.
Когда он остался стоять, она печально улыбнулась.
– Пожалуйста, сядь, Доминик. Ты заставляешь меня нервничать, когда возвышаешься надо мной таким устрашающим образом. Нет необходимости оказывать на меня давление, чтобы получить информацию.
