Иди едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Конечно, мать будет считаться с ним. Джилбрайд был богатым аристократом, и это она ценила больше всего.
– Ну, значит, договорились, – сказала Иди. Она улыбнулась Джилбрайду. – Благодарю вас, сэр. Возможно, я смогу поехать верхом завтра, если погода будет способствовать этому.
– При одном условии, – сказал он.
Аделин нахмурилась.
– При каком условии?
– Вы должны надеть очки. Я не могу позволить вам ехать на моей лошади, если вы не сможете видеть, куда направлять ее. Это было бы безрассудством.
– Надеть очки на публике? – в ужасе воскликнула мать. – Вы хотите, чтобы она выглядела так нелепо!
Иди мысленно выругалась. Эвелин все время носила очки, и они нисколько не портили ее внешность. Однако Иди не нравились очки так же, как матери не нравилось видеть дочь в них. Одно дело надевать очки для езды верхом на лошади, и совсем другое дело воспринимать их как неотъемлемую часть личности.
– Мне не нужны очки, чтобы ездить на лошади, – сказала она. – Я всегда ездила без них.
– Вы делали это на своей лошади, – возразил Джилбрайд. – На той, которую вы лично обучали. И вы ездили верхом по знакомой местности, в Мэйвуд-Мэноре или в Гайд-парке. Я не могу позволить вам ездить на чужой лошади по незнакомым дорогам, поскольку у вас слабое зрение.
Иди испытывала одновременно раздражение и удивление. Раздражение – по очевидной причине, а удивление – потому что он знал о ней то, что знали очень немногие. Отчасти она была польщена тем, что он позаботился узнать о ней так много.
«Должно быть, Вулф рассказал ему». Она приподняла подбородок.
– Я не взяла с собой очки. Но уверяю вас, капитан, я вполне способна управлять вашей лошадью и вообще любой лошадью без них.
Он посмотрел на нее с видом приводящего в ярость мужского превосходства.
– Возможно, но вы не будете проверять на практике эту теорию ни на одной из моих лошадей.
– Вы хотите сказать, что я не смогу ездить верхом в Шотландии, если не надену очки?
– Именно это я хочу сказать.
Мысль о том, что она будет лишена возможности ездить верхом в течение почти пяти месяцев, была столь шокирующей, что Иди не могла найти слов для ответа.
Теперь, когда Джилбрайд сообщил об этом запрете, мать изменила свою точку зрения на желание Иди. Она заявила, что обе ее дочери способны хорошо управлять лошадью без очков. Иди была уверена, что мать не имела намерения использовать игру слов, но это не остановило Джилбрайда, который невольно улыбнулся.
К сожалению, этот разговор продолжался еще довольно долго.
Глава 5
Алек поднялся из-за обеденного стола, когда леди Риз встала.
– Извините, капитан, – сказала она, – я очень устала и хочу отдохнуть.
– Еще нет семи часов, – заметила Иди, пристально глядя на мать. – Ты никогда не ложилась спать так рано. Можно подумать, что ты превращаешься в простолюдинку.
Иди опять прищурилась, очевидно, ее зрение требовало этого из-за сумерек и слабого освещения в гостиничной обеденной комнате с низким потолком. Хотя при этом ее нос слегка сморщился очаровательным образом, Алек не мог понять, почему эта девушка так упорствовала относительно очков.
Он подумал, что, вероятно, трудно жить с таким физическим недостатком, но леди Риз, судя по всему, убедила свою дочь, что очки придают ей вид старой девы.
Эта глупость открывала брешь в обороне, которую Иди выстроила вокруг себя. И это в большей степени говорило об ее сознании своей уязвимости. Несмотря на дерзкое поведение, она была милой и доброй девушкой, без высокомерных манер и заносчивости, известных в обществе.
В связи с тем, что ее репутация сильно пострадала в последнее время, Алек подозревал, что она боялась носить очки, чтобы ее положение не стало еще более сомнительным. Он сделал все возможное, чтобы убедить ее, что безопасность важнее тщеславия. При этом он надеялся, что соблазн покататься на его великолепном жеребце возьмет верх, но Иди оставалась непреклонной. Алек относился с уважением к способности девушки ориентироваться в океане жизни, но сейчас она плыла в неизвестных для нее водах. Его долг – обеспечить ее безопасность, даже если придется ответить ей отказом.
Естественно, учитывая, что ей редко отказывали в чем-то, его твердая позиция вызовет холодное отношение к нему в карете в течение следующих нескольких дней со стороны Иди и ее матери. Однако сейчас Иди, по крайней мере, не выглядела так, словно для нее наступил конец света. Она была эмоционально подавлена в тот день, когда они покинули Лондон, и Алеку крайне тяжело было видеть ее в таком состоянии. Если раздражение, которое он вызывает у Иди, поспособствует ее оживлению, он рад, что тем самым отвлекает ее от горестных мыслей.
Кроме того, он нуждался в помощи Иди, когда они прибудут в замок Блэргал, а это значит, что к тому времени он должен заручиться ее хорошим расположением. Да, он негодяй, который рассчитывает безжалостно использовать девушку в своих планах, но при этом он убежден, что и Иди нуждается в человеке, который позаботился бы о ней. Каждый момент, проведенный в ее обществе, убеждал его, что он на правильном пути.
Конечно, Алек предполагал, что, отводя ей определенную роль в своих планах, он в некоторой степени руководствовался сексуальным влечением, которое трудно будет контролировать.
– Никто не может посчитать нас простолюдинками, – ответила мать на насмешливое замечание дочери. – Однако у меня разболелась голова. Дорога сегодня была ужасной.
Она бросила осуждающий взгляд на Алека, как будто в плохом состоянии дороги была его вина.
– Да, у меня зад болит от этой тряски, – сказала Иди.
– Аделин Уитни, тебе следует в приличном обществе воздержаться от упоминания таких частей тела, – воскликнула мать. – Несмотря на то что капитана Джилбрайда можно считать частью семьи, такой вульгарности нет оправдания.
Алек подозревал, что столь откровенное замечание Иди сделала под влиянием двух больших бокалов вина, которые выпила за обедом. При этом он предпочел воздержаться от комментария. Ему потребовалось немало усилий, чтобы вытеснить из головы мысли об этой части ее тела. Он не раз наблюдал, как покачивались ее бедра, когда она шла по двору той или иной гостиницы, либо оказывались перед его лицом, когда он помогал ей сесть в карету. Еще больше его приводил в смятение вид ее грудей, которые подпрыгивали, когда колеса кареты наезжали на особенно глубокую рытвину на дороге. Алек подумал, что хорошо бы дорога везде была такой плохой, чтобы он мог наблюдать, как восхитительно колышутся пышные груди Иди под плотно облегающим корсажем платья.
Она робко улыбнулась матери.
– Извини, мама. Я не знаю, что нашло на меня. Полагаю, я тоже немного устала.
