Те невинные дни были самыми счастливыми в ее жизни.
Доминик подвел Хлою к деревянной скамье у шпалеры, увитой фиолетовым клематисом. Он остался стоять, поставив одну ногу на сиденье, опершись рукой на свое мощное бедро, и с задумчивым, почти мрачным выражением лица окинул взглядом сад.
– О чем ты думаешь? – спросила Хлоя.
Он медленно перевел взгляд на нее, словно возвращаясь откуда-то издалека.
– Ты не думаешь, что наша жизнь могла бы быть совсем иной, если бы нам удалось тогда сбежать и сесть на корабль, отправлявшийся в Америку?
Она подавила вздох, не желая касаться этой болезненной темы. Оглядываясь назад, в те ужасные первые дни ее беременности, Хлоя до сих пор испытывала душевную боль и стыд, а также необъяснимый гнев. Несколько дней она не могла понять, на кого именно злилась – на саму себя или на каждого, кого знала в детстве.
Хлоя попыталась выяснить это.
– Я представляю, как тогда постоянно опустошала бы свой желудок на тебя и на любого, находившегося поблизости. Мне было ужасно плохо, если помнишь.
Слабая улыбка тронула уголки его жестких губ.
– Я не стал бы обращать на это внимание.
Улыбнувшись ему в ответ, Хлоя покачала головой. Она знала, что Доминик не стал бы обращать внимание, даже если бы во время всего путешествия до Америки был испачкан содержимым ее желудка.
Они были молоды и глупы, если думали, что могли убежать от своих проблем и общества. Отец Хлои планировал отправить ее в Йоркшир к дяде на время и даже после беременности, и перспектива разлуки приводила ее и Доминика в отчаяние.
Доминик, будучи не по годам решительным и осведомленным молодым человеком, начал приводить в исполнение их план: добраться в почтовой карете до Саутамптона, где они могли бы сесть на корабль и двинуться навстречу новой жизни. Однако Хлоя ужасно страдала от приступов тошноты по утрам, поэтому они были вынуждены снять комнату в небольшой придорожной гостинице. Именно там будущий опекун Доминика сэр Энтони Тейт убедил их вернуться в Кью.
– Я помню, как ты сообщил мне о такой перспективе, – сказала Хлоя. Ее сердце сжалось при воспоминании о том моменте. – Но тогда в моем состоянии у меня недоставало сил для морского путешествия.
– Я позаботился бы о тебе, – твердо сказал Доминик.
Она пристально посмотрела на него, потрясенная тем, что он верил, будто бы их план мог осуществиться.
– Конечно, ты постарался бы, но тебе было тогда всего четырнадцать лет, Доминик. И никто из нас никогда не уезжал из дома дальше Лондона. Как могли мы выдержать тяжелое путешествие и жить в стране, где у нас не было ни друзей, ни какой-либо поддержки?
Он убрал свою ногу со скамьи и сел рядом. Даже сидя, он возвышался над ней, и Хлоя почувствовала, как сердце ее учащенно забилось.
– Я не говорю, что нам было бы легко. Я просто говорю, что позаботился бы о тебе и ребенке. Я не допустил бы, чтобы кто-нибудь обидел тебя.
Во второй раз за этот день глаза Хлои увлажнились от слез. Она сдержала их, как сдержала порыв поддаться его фантазии, будто бы он мог на самом деле оградить ее от неприятностей.
– Я знаю, что ты готов был защищать меня до последнего вздоха, – сказала Хлоя.
Боль, отразившаяся на его лице, заставила ее сердце сжаться. В этот момент Хлоя увидела в его глазах всю ту прежнюю печаль и разрывающее сердце горе, которое он испытывал из-за их разлуки. Доминик плакал в тот последний день, когда они были вместе. Сознание того, что она причинила ему такую боль, долго мучило ее.
Хлоя взяла его за руку.
– Я сожалею, что была такой слабой, Доминик. Я больше всего на свете хотела быть сильной, чтобы остаться с тобой, но мне было очень плохо и страшно.
Он соединил свои пальцы с ее пальцами и прижал их к своему бедру.
– Это не твоя вина, – сказал он, покачав головой. – Это я виноват. Я должен был найти более подходящий вариант. Мне следовало быть достаточно сильным для нас обоих. Вместо этого я подвел тебя, когда ты больше всего нуждалась во мне.
Она смотрела на их сплетенные пальцы, стараясь дышать, несмотря на боль в груди, но его слова заставили ее поднять голову.
– Ты был тогда всего лишь мальчиком и ничего не мог сделать, Доминик.
Он сузил глаза и открыл рот, чтобы возразить.
– Нет, – решительно прервала она его. – Я запрещаю тебе испытывать чувство вины за тот инцидент. Мы были детьми, Доминик, и у нас не было ни средств, ни зрелости, чтобы поступить надлежащим образом. Прежде всего, нам не надо было убегать. Я поняла, что это было глупо с нашей стороны.
Доминик слегка сжал ее руку, затем отпустил. Хлоя почувствовала, что ему не понравился ее ответ.
– Кроме того, – добавила она, – сэр Энтони не позволил бы нам продолжить путешествие. У нас не было другого выбора, кроме как вернуться домой в Кью.
Он не заметил брошенного ею украдкой взгляда. Лицо его приняло суровое выражение.
– Если ты понимала, что наш побег был ошибкой, почему согласилась уехать?
Она подавила порыв вспылить за то, что он разворошил старую боль. Доминик никогда не был жесток, особенно в отношении нее. Они были в разлуке в течение двадцати восьми лет, но Хлоя знала, что, в сущности, он не изменился. Очевидно, он нуждался в этом разговоре с ней.
Хлоя сцепила свои руки вместе и оперлась на них подбородком, пытаясь найти ответ на его вопрос. Доминик ждал, застыв как мраморное изваяние. Однако казалось, от него исходили волны, колебавшие атмосферу. Она представила даже, как воздушные волны приподнимают ее волосы с шеи и обвивают юбки вокруг ног.
– Я сделала это ради тебя. Ради нас, – сказала она наконец.
Доминик устремил на нее неумолимый, напряженный взгляд.
– Тогда почему ты сдалась так легко, Хлоя? Почему потеряла веру в наше будущее?
Она попыталась найти подходящие слова, которые удовлетворили бы его.
– Из-за моего отца. Я и так обманула его надежды, потеряв невинность. Как могла я причинить ему еще большее страдание, покинув страну и расставшись с ним навсегда?
Глаза Доминика вспыхнули зеленым огнем.
– Ты не обманывала отца. Камберленд соблазнил тебя!
– Я не спорю с этим. – Ее мягкий ответ, казалось, немного успокоил его. – Я просто пытаюсь объяснить причину своего поступка.
Он напряженно кивнул с явным недовольством.
– Папа был потрясен, когда узнал, что я беременна, – продолжила Хлоя. – Его разочарование во мне и в себе за то, что не уследил за мной, было таким сильным, что я не могла вынести это. Тогда я подумала, что будет лучше, если я исчезну из его жизни. – Она покачала головой, все еще пораженная своей детской наивностью. – Но мое бегство только ухудшило бы ситуацию. Это привело бы к очередному сердечному приступу, и он уже не восстановился бы.
