– Или провалился бы под лед сам.
– О боже, верно! Какой ужас. Вдруг утонул не тот? То есть никто не хотел утопить Стивена, но лучше уж он, чем Филипп. Филипп такой милый балбес.
– Да, безобидный джентльмен, – мрачно кивнул Алек.
Ответ леди Марджори ничего не прояснил. Как и следовало ожидать.
Вошла Дэйзи: лицо подобающе серьезное, лишь в голубых глазах веселые искорки. Несмотря на ее дурные предчувствия, участвовать в расследовании ей нравится, понял Алек.
Дэйзи озорно ему улыбнулась, села рядом с леди Марджори и спросила:
– Он тебя обижал?
– Вот еще, нет. Не обижал… Просто задавал щекотливые вопросы, но такая уж у него работа, да? Надеюсь, ты не против, что я попросила тебя составить мне компанию?
– Ничуть. Никому не хочется, чтобы его родные слушали ответы на щекотливые вопросы.
Дэйзи говорила с таким искренним сочувствием, что Алек невольно подумал про ее собственных родных.
– Ладно, старший инспектор, выкладывайте, – повернулась к нему леди Марджори.
– Благодарю. Поясните, пожалуйста, почему вы, узнав о смерти Аствика, слегли от горя? Если причина крылась в большой любви, то вы на удивление быстро оправились.
Леди Марджори зарделась.
– Вам отлично известно, что никакая это была не любовь. Глупое увлечение. Мне льстило внимание Стивена и нравилась зависть друзей. Я уже прозрела, когда он… умер.
– Тогда как вы объясните свое ужасное самочувствие? Доктор Феннис даже прописал вам успокоительное.
Розовые щеки Марджори заалели, и она с отчаянной мольбой взглянула на Дэйзи.
– Я догадываюсь, – мягко успокоила та. – Рассказывай, не бойся.
– Я хотела убедить всех в том, будто страшно расстроена, – едва слышно промолвила леди Марджори. – Я так носилась со своей «любовью», что выглядела бы полной дурой, если бы просто сказала «туда ему и дорога».
– Понятно, – кивнул Алек. – Теперь же вас все жалеют.
– Вот именно. Понятное дело, меня все равно считают дурой – раз я влюбилась в такого подлеца.
Вновь подозрительная искренность. Вдобавок леди Марджори призналась, что сумела симулировать истерический припадок. Да как талантливо! Даже врача обманула. Однако стыдливый румянец у нее настоящий.
Алек задал ей еще несколько вопросов и отпустил.
– Я хочу обсудить с вами этот допрос, мисс Дэлримпл, но чуть позже. Юный Джеффри сгорает от нетерпения.
– Да, он хочет поездить верхом. Я посоветовала ему сперва поговорить с вами.
– А, так это вы? Следовало догадаться. Спасибо.
– Вы планируете беседовать с Аннабель? Я тогда узнаю, понадоблюсь ли ей, а потом уже поползу наверх к своей печатной машинке. Столько ступенек!
– Да, планирую. И с графиней, и со всеми остальными. Я, конечно, умудрился задать главные вопросы вчера, несмотря на свое полусонное состояние. Сегодня я бодр и полон сил, а потому надеюсь услышать от семейства Беддоу то, что упустил вчера. Возможно, возникнут какие-то зацепки. У меня мало надежд обнаружить новых подозреваемых. Марджори и Джеффри, конечно, да еще лорд Вентуотер, пожалуй.
– Марджори просто…
– Потом, все потом.
Дэйзи негодующе вскинула голову, и Алек улыбнулся:
– Я уверен, что к вечеру тем для обсуждения наберется больше. Попробуем свести их воедино и увидеть картину в целом.
– И то верно, мне обязательно нужно сегодня поработать над статьей.
Дэйзи удалилась, и вошел Джеффри. На бесстрастном лице не было и тени того чувства, которое вчера подвигло его напасть на брата. Тем не менее улики свидетельствовали о том, что за этой невозмутимой маской бурлят любовь и ярость.
– Расскажите о вчерашнем вечере, – предложил Алек.
Ладони Джеффри крепко сжались в кулаки, затем слегка обмякли, точно он усилием воли приказал себе расслабиться.
– О вчерашнем вечере? Вам уже наверняка передали все в подробностях, – бесцветным голосом произнес он.
– Хотелось бы услышать вашу версию.
– Джеймс начал гнусно клеветать на Ан… мою мачеху. Пришлось его остановить.
– Вы часто выходите из себя и устраиваете потасовки?
– Нет! Боже мой, нет. Я выступаю за университет, а боксер, который постоянно выходит из себя, не может боксировать технично. Вчера я… Я просто взбесился.
– Что же вас так взбесило?
– Я не стану повторять гадости, которые изрыгал Джеймс. – Джеффри упрямо поджал губы.
– Нет-нет, этого не нужно. Я скорее хотел спросить: вы так разозлились, потому что заподозрили брата во лжи?
– Он лгал, я точно знаю! Аннабель – ангел. Она не способна на низость или коварство. Меня взбесило то, что Джеймс намеренно ее ранил. Произнести такое при всех, при отце!
– Вы боялись, что лорд Вентуотер поверит в эту ложь?
– Да. Он не поверил. Он сам мне сказал.
– Почти все утверждают, что леди Вентуотер проводила много времени в обществе Аствика. Как вы объясните их очевидную близость?
Оживившийся было Джеффри вновь погас.
– Нечего тут объяснять. Они познакомились за границей несколько лет назад, а теперь он злоупотребил давним знакомством. Она же по своей доброте не стала выгонять Аствика, несмотря на его приставания.
– Вы пытались ей помочь.
– Я, когда мог, нарушал их tete-a-tete, но Аствик являлся гостем, и просить его об отъезде должен был отец, а не я.
– Ваш отец этого не сделал, и вы решили разобраться сами: отпугнуть Аствика, искупав его в пруду.
Выражение лица Джеффри ни на йоту не изменилось.
– Может, и решил бы, если бы Аствик досаждал мачехе на берегу в летний день. Но мне и в голову не приходило ломать лед и ждать, пока Аствик под него провалится. Да и как бы его это отпугнуло? Он списал бы все на случайность.
– Ну, вы могли бы потом открыть ему правду и пригрозить, что дальше будет хуже, – не слишком убежденно предположил Алек.
Джеффри и впрямь не походил на человека, который склонен строить планы мщения и угрожать в темном углу. Юный Беддоу скорее при всех врезал бы Аствику кулаком – как вчера Джеймсу. Пора браться за других подозреваемых.
– Леди Вентуотер знает, что вы ее любите?
– Нет! – вылетело у Джеффри. Его лицо сперва побелело, а затем налилось кровью.
Врет, решил Алек. Впрочем, не стоит винить мальчика. Пока его любовь остается тайной, положение Джеффри можно считать всего лишь печальным. Но как только мачеха узнает о чувствах пасынка, это положение станет невыносимым для обоих. Благородный Джеффри лжет о неведении графини, надеясь тем самым облегчить ее участь. Его же собственную сердечную боль успокоит время. Хотя он еще слишком юн, чтобы в это поверить.
