«Жар быстро нарастал, и я снова огляделся, дрожа, как в лихорадке. В камере случилась новая перемена, на сей раз менялась ее форма. Как и прежде, сначала я тщетно пытался понять, что творится вокруг. Но недолго терялся я в догадках. Двукратное мое спасенье подстрекнуло инквизиторскую месть, игра в прятки с костлявой шла к концу. Камера была квадратная. Сейчас я увидел, что два железных угла стали острыми, а два других, следственно, тупыми. Страшная разность все увеличивалась с каким-то глухим не то грохотом, не то стоном. Камера тотчас приняла форму ромба. Но изменение не прекращалось — да я этого и не ждал и не хотел. Я готов был прижать красные стены к груди, как покровы вечного покоя.
“Смерть, — думал я, — любая смерть, только бы не в колодце!” Глупец! Как было сразу не понять, что в колодец-то и загонит меня раскаленное железо! Разве можно выдержать его жар? И тем более устоять против его напора? Все уже и уже становился ромб, с быстротой, не оставлявшей времени для размышлений. В самом центре ромба, и, разумеется, в самой широкой его части зияла пропасть. Я упирался, но смыкающиеся стены неодолимо подталкивали меня. И вот уже на твердом полу темницы не осталось ни дюйма для моего обожженного, корчащегося тела. Я не сопротивлялся более, но муки души вылились в громком, долгом, отчаянном крике. Вот я уже закачался на самом краю — я отвел глаза… И вдруг — нестройный шум голосов! Громкий рев словно множества труб! Гулкий грохот, подобный тысяче громов! Огненные стены отступили! Кто-то схватил меня за руку, когда я, теряя сознание, уже падал в пропасть. То был генерал Лассаль. Французские войска вступили в Толедо. Инквизиция была во власти своих врагов» (из рассказа Эдгара А. По «Колодец и маятник»).
Но в отличие от рассказа, счастливый конец не был предусмотрен в реальной жизни. Жертва все-таки упала в подстерегающую пропасть. Спасение вовремя не подоспело. Время покрыло тяжелым слоем все границы и события этой тайной смерти. Но чтобы попытаться восстановить события, следует вернуться в прошлое — в последние месяцы жизни Эдгара По.
С зимы 1849 года Эдгар По снимал маленький домик в Фордхеме, где с головой погрузился в работу. Он не пил. Очень мало общался с людьми. Он укрылся в Фордхеме, чтобы начать новую жизнь, прервать цепь преследующих его неудач, кривотолки завистников и врагов. Он надеялся, что только работа придаст смысл его и без того разбитой жизни. К тому же это был шанс вновь подняться наверх — завоевать признание публики, а главное, воплотить в реальность свою давнюю мечту! Еще в январе 1849 года проявились первые реальные признаки того, что могут найтись деньги, и издание своего журнала «Стайлус» станет реальностью. Казалось, хорошие перспективы могут поспособствовать этому.
Для По мечты и вымысел всегда обладали большей реальностью, чем действительность. Лишь мир, измененный его фантазией, оказывался единственно реальным и цельным. Стремясь к логической завершенности своего творчества, он создал собственную вселенную. Именно в последние месяцы он как бы обрел некую ясность рассудка, наконец-то уяснив, что абсолютная гармония и идеальная любовь могут существовать лишь в его воображении. Казалось, он наконец-то примирился с реальной жизнью.
Из письма Эдгара По Хелен Уитмен: «Ужасные муки, которые мне пришлось претерпеть столь недавно, — муки, ведомые лишь господу богу и мне самому, — опалили мою душу очистительным пламенем, изгнав из нее всякую слабость. Отныне я силен — и это увидят все, кто любит меня, равно как и те, что без устали тщились меня погубить. Лишь таких испытаний, каким я подвергся, и недоставало, чтобы, дав ощутить мне мою силу, сделать меня тем, чем я рожден быть».
Он действительно чувствовал, что к нему возвращаются силы. И эти силы давал только его талант.
С января по июнь 1849 года По вел большую подготовку к выпуску журнала. Также начался один из самых важных периодов его творчества. Он написал стихотворение «Звон» и прекрасную поэму-балладу «Аннабель Ли».
После смерти По целая толпа претенденток стала осаждать его английского биографа Инграма, доказывая, что именно она и есть настоящая, единственная, лирическая Аннабель. Однако в этих притязаниях на посмертную славу По было очень мало реальности. Если в образе Аннабель и были черты настоящей, реальной женщины, то, скорее всего, это были черты Вирджинии, покойной жены поэта, а в прекрасных строках поэзии была выражена постигшая их обоих трагедия.
Существуют свидетельства, что в начале 1849 года По твердо решил изменить свою жизнь, вырваться, наконец, из бедности. Из письма Энни Ричмонд: «Я сейчас весь в делах и полон необыкновенной энергии. Предложения что-нибудь написать сыплются со всех сторон. На прошлой неделе пришло два письма из Бостона. Вчера послал статью “Критики и критика” в “Америкен ревю”. А для “Метрополитен” недавно написал рассказ “Домик Лэндора”. Напечатают его, видимо, в мартовском номере…». Но процветание и период удач длились недолго.
На По обрушилась очередная лавина невзгод. Большая часть журналов, которые платили ему деньги, либо приостановили, либо вообще прекратили выплату гонораров. Одновременно с материальными невзгодами у него наступило резкое ухудшение здоровья.
Дали знать о себе давние болезни, от которых он всегда страдал в разгар бедности, в критические периоды жизни.
В письмах, относящихся уже к весне 1849 года, По постоянно говорил об уже неоднократно откладывавшейся поездке в Ричмонд. Откладывалась она из за нехватки денег. Но для того, чтобы жить дальше, необходимо было начать издание «Стайлуса». Именно ради этой цели и нужна была поездка в Ричмонд.
Там По должен был встретиться с человеком, который обещал дать деньги на издание журнала. Это был некий Эдвард Паттерсон из небольшого городка Окуока на Миссисипи. Паттерсон издавал единственную в Окуоке газету «Спектейтор» и был горячим поклонником всего творчества Эдгара По. В 1849 году, унаследовав от отца достаточно большое состояние, он совершенно внезапно обратился к По с предложением оказать его журналу «Стайлус» необходимую финансовую поддержку. Паттерсон был молод, честолюбив и еще не умудрен жизнью. Он мечтал внести свою лепту в создание величайшего и крупнейшего американского журнала.
Для По это предложение было настоящим небесным чудом. Он изложил Паттерсону во всех подробностях свои идеи по поводу издания будущего журнала и нарисовал самую оптимистическую картину их возможной совместной деятельности в качестве компаньонов.
Паттерсон отнесся к делу очень серьезно. Он учел абсолютно всё. Он должен был заботиться о технической стороне предприятия, предоставляя все художественное руководство По. Доходы должны были делиться поровну. По отправил эскиз обложки «Стайлуса» и попросил Паттерсона прислать ему в Ричмонд 50 долларов, что, по его подсчетам, составляло половину суммы, необходимой для нужд журнала на первых порах. Вскоре пришли деньги для поездки, и в июне 1849 года По отправился в Ричмонд.
1 июля 1849 года он прибыл на вокзал в Филадельфии. В тощем саквояже По вез рукописные тексты двух лекций, одной из которых был «Поэтический принцип». У него было всего 40 долларов.
Вокзал находился рядом с портом, который необычно бурлил в оживлении. В самом разгаре была «золотая лихорадка», и из порта в Филадельфии постоянно отправлялись толпы надеющихся разбогатеть старателей. Вокруг было множество дешевых питейных заведений. В одном из них По быстро встретил знакомую компанию. И в результате задержался в Филадельфии на две недели, пропив все деньги.
