– Жару нет?
– Нет, матушка, – мотнул он головой, сбрасывая ее руку. – Как доехали?
Владимир – ему тридцать пять, он мужчина приятной наружности, но не более того – матери будто бы и не рад был. Агриппина Юрьевна заметила, что он бледен, уходил от прямого взгляда, и словно что-то тяготит его. Лоб и щеку сына пересекала желто-синяя полоса. Это и было подтверждением рассказа Лизы – сильно она ударила его хлыстом, как глаз не выстегнула? Видно, оттого и сказался больным Владимир – стыдно на службу ходить. Но и еще было в нем нечто незнакомое, безвольное, нервозное, словно он воздвиг между матерью и собой невидимую стену. Агриппина Юрьевна поняла, что сейчас к нему не пробиться, заботливо поправила подушки и сказала:
– Я побуду здесь до твоего выздоровления…
– Из-за меня задерживаться не стоит, – не смея смотреть матери в лицо, проговорил он. – Я же знаю, как вы не любите Петербург и Москву, болеете неделями после поездок.
– Пустое, обычные капризы старой женщины, – улыбнулась она, оценив, с каким усердием сын выпроваживал ее. – Не отговаривай, все одно останусь. С лицом-то что?
– С лошади упал, – нахмурился тот, трогая щеку пальцами.
– Падают всегда неудачно, лишь бы не насмерть, – с намеком сказала она. – А то, случается, падают вовсе незаметно, но при том шею ломают. Может, за Лизой послать?
– Не стоит попусту ее тревожить, – сказал Владимир, так и не поднимая на мать глаз.
«Значит, стыд все же не потерял, значит, есть надежда», – подумала Агриппина Юрьевна.
– Ну, как знаешь. Пойду распоряжусь, чтоб комнаты нам приготовили. А ты отдыхай, коли болен.
Она выразительно посмотрела на дверь, ведущую в смежную комнату, и вышла из спальни. Суетливо вела себя дворня, прислуживая за столом, это даже Иона заметил, высказав после застолья мнение, что вся прислуга словно исподволь за ними наблюдала и будто чего-то боится. Странным то и Агриппине Юрьевне показалось, но она велела Ионе не обращать внимания, так оно лучше.
– Прошу покорнейше меня простить, барыня, – подплыла ключница. – Да только дельце одно уладить надобно. Иону… куды определить? В людскую?
– Во-первых, он тебе не Иона, а Иона Потапыч, потому как старше тебя, почитай, вдвое, – сказала Агриппина Юрьевна, которую ключница Улита нестерпимо раздражала. – Во-вторых, он мой управляющий, а управляющему негоже в людской ночевать. Комнату ему определи и желательно рядом с моей, поняла?
– Что ж тут не понять, – опустила глаза долу Улита, показывая видом, что не только приказ поняла, но и что отношения между барыней и управляющим для нее не тайна. – Все исполним, как вы того желаете.
– Ступай, – презрительно бросила Агриппина Юрьевна, отвернувшись от скользкой бабенки, а Ионе шепнула: – Ты вели Фомке карету держать за оградой, и сам с ним будь. Чую, едва мы уляжемся, тотчас шевеление начнется. Ежели увидишь, как кто-нибудь из дома выйдет, то поезжай следом.
Ночь пришла рано, а к девяти часам дом вовсе стих. Помещица не раздевалась, но свечи у себя потушила, а дверь чуточку приоткрыла. Придвинув к щели кресло, села в него и прислушивалась к звукам в коридоре. Комнату она намеренно выбрала ближе к спальне сына, предполагая, что это самое «шевеление» пойдет оттуда. Час просидела, встала размять ноги и спину… и вдруг услышала прерывающийся шепот Владимира:
– Это ненадолго. Умоляю тебя, не сердись.
Агриппина Юрьевна прильнула к щели, высматривая в ночном коридоре фигуры – одну сына, вторую – бесстыжей разлучницы, которая, как воровка, пряталась от ее глаз.
– Оставьте меня, – послышался глубокий грудной голос. Женский. И тон голоса был повелительный. – Я вам не девка какая-нибудь, чтобы меня прятать! Да как вы смеете так со мной обращаться? Почему я должна прятаться?
– Нина! – шикнул он явно сквозь стиснутые зубы. – Это моя мать. Твое присутствие здесь оскорбительно для нее…
– Да какая разница, кто приехал в ваш дом, ежели мне при этом следует бежать?! – возмущалась Нина. – Разве меня это не оскорбляет?
Агриппина Юрьевна, приставив глаз к щели, то вниз сползала, то вверх поднималась, но в потемках не разглядела Нину. Видела только светлый балахон, наверняка пальто-каррик до полу, да шляпку. Неотчетлива была и фигура сына, хотя по белому пятну (одет он был в белую рубашку) можно определить, что Владимир всячески удерживал Нину, то есть обнимал. Это возмутительно – женатый человек обнимал чужую женщину! Распутники! Но помещица не выскочила к ним и вдруг вздрогнула от звука пощечины, а следом раздался злой шепот сына:
– Не забывайся, ты моя собственность.
«Крепостная?!» – ужаснулась Агриппина Юрьевна. Да где ж это видано, чтоб холопка власть эдакую имела над барином?! Как смеет она в подобном тоне разговаривать?! Ну и как в этой ситуации поступать? «Терпение, только терпение», – уговаривала себя помещица, хотя терпение ее было уже на исходе.
– Я?! Собственность?! – прошипела в ответ Нина. – Вы сумасшедший. Вы варвар, только варвары бьют женщин! И запомните: я принадлежу самой себе, а не вам или кому-либо. И то, что я еще здесь, лишь доказывает, что этого хотела я. Надеюсь, вам понятно?
– Нина! – буквально простонал Владимир. – Прошу тебя дать мне время… немного… и все образуется…
– Вы всякий раз это мне твердите! – огрызнулась она.
И вдруг сдавленно взвизгнула… Два пятна слились, а что они там делали, Агриппине Юрьевне было неясно. Она не рисковала шире открыть дверь, боялась обнаружить себя. Минуту спустя догадалась, что ее сын целует эту ужасную женщину, а она вырывается и шипит, как змея подколодная. Кошмар!
– Экипаж подан, Владимир Иванович, – послышался тихий слабый голос. Мужской голос, точнее – юношеский, слегка надрывный.
– Вы приставили Поля шпионить за мной? – окрысилась Нина.
– Не шпионить, а сопровождать, – поправил ее Владимир.
«Поль? – припоминала Агриппина Юрьевна. – Неужто тот мальчик, которого Володя привез из похода? Без роду-племени, едва помнил имя свое, при крещении получил имя Павел…» Вскоре воцарилась тишина. Агриппина Юрьевна разделась и легла в постель, укрывшись одеялом до носа. Сон не шел. Беспокоило, что Владимир привязан к этой Нине. Да, привязан, по-другому не скажешь. Но как он посмел дойти до полной открытости? Неужто страсть в нем возобладала над разумом? Неужели он так слаб, что не способен противостоять грязной девке? Не может такого быть!
– Барыня! – шепотом звал Иона, просунув голову в дверную щель.
– Ты, Иона? – приподнялась она на локте. – Заходи.
Тот скользнул в комнату и приступил к докладу:
– Некую барышню вывел отсюда юноша да повез тут неподалеку. Дом из двух этажей, хороший дом, туда вошли она и юноша.
– Ступай спать.
Агриппина Юрьевна, считай, полдня просидела в карете напротив того самого дома, куда Поль привез Нину. Зачем? Поглядеть на нее была охота. Заодно она советовалась с Ионой, как разузнать о ней побольше и у кого.
