Они распрощались на Витебском вокзале. Белка переложила ему в «сидор» всю еду из своего чемоданчика, дала на дорогу немного денег. Сергей решительно отталкивал ее руку с купюрами, но она все же сумела сунуть в карман его шинели несколько червонцев.
У подножки вагона – поезд мучительно долго не отправлялся – они говорили друг другу ничего не значащие слова, наставления, обещания… Сергей не поднимал глаз; он прекрасно понимал, что девушка ждет от него в эту минуту каких-то особенных, очень важных слов, но Лобов их не находил…
Наконец перронный колокол ударил в третий раз. Красноколесый дымный паровоз с черными горбами за дымовой трубой окутался паром, тяжко задышал и радостно заревел – вперед!
Они крепко обнялись и расцеловались – в губы.
– Я обязательно к тебе приеду! – прокричал ей с подножки Сергей. – Солянка, две семерки!
– Я тебя буду очень ждать! – шагала рядом с вагоном Белка. – И обязательно подпишусь на «Красноармейскую правду»!
* * *
Редакция «Красноармейской правды» размещалась в Инстенбурге. И добраться до него из Ленинграда, едва сбросившего кольцо блокады, было не просто. Пассажирские поезда ходили только до Пскова. До Пскова Сергей добрался вполне благополучно, если не считать, что ехать пришлось в тесноте и духоте, сидя в тамбуре на чьих-то чемоданах. А вот из разбитого закоптелого Пскова надо было добираться сначала до Риги, а потом – до Вильно. На все про все ушло двое суток. В Вильно удалось впервые за дорогу похлебать горячего горохового супа на привокзальном пункте питания. Из Вильно прямой путь лежал в Инстенбург.
Через двое суток пересадок, ожиданий, проверок – ох, не нравились погранцам его лагерная справка, и только упоминание в предписании газеты «Красноармейской правды» делало их более снисходительными (пограничники стояли и на границе с Литвой, и на границе с Восточной Пруссией), голодный, усталый, бессонный, но счастливый Сергей на ходу выпрыгнул из теплушки в Инстенбурге.
Редакцию газеты разыскал в центре старинного, только что взятого города – весь в дымящихся руинах. В редакционных коридорах Лобова никто не узнавал, да и он никого не смог признать: с сорок первого года много воды утекло, много жизней унесло и много судеб переменило. Лишь редакционный художник-ретушер Лавр Авенирович бросился его обнимать. Обнял его и главный редактор, не по годам седой – весь седой! – полковник Макеев.
– Картина Рембрандта «Возвращение блудного сына»! – провозгласил Николай Иванович. – Ну, давай, блудный сын, рассказывай про свои похождения. Да снимай ты свой лапсердак! Я сейчас коньячку насыплю. Хороший коньячок – трофейный. Держи! За встречу! За твое возвращение! Рассказывай…
Они сидели за массивным столом из мореного дуба, притащенного сюда явно из разбитого тевтонского замка.
– В Минск бы его увезти! – перехватил восхищенный взгляд Сергея Макеев и мечтательно погладил черную полированную столешницу. – Ладно, не отвлекайся – рассказывай!
И Сергей, слегка отуманенный крепким янтарным напитком, вел свой рассказ…
Из всего сказанного Макеева больше всего взволновало упоминание о фотопленке, которую Лобов отснял в Брестской крепости.
– Да ты понимаешь, что это за кадры?! Им же цены нет! Это же исторический документ! Это же первые минуты войны! Где пленка?!
– В Минске. Я ее в фольгу от шоколада завернул, потом изолентой обмотал и у себя в комнате за плинтусом запрятал.
– Немедленно поезжай в Минск и привези эту пленку! Выпишу тебе командировку. А заодно и Ирину навестишь. Она мне про тебя писала. Я тут товарищам из органов всю плешь продолбил… Но сначала приведи себя в уставной вид. Сходи к Кириллычу – это завхоз наш новый – пусть обмундирует тебя как положено. У Савина фотоаппаратуру получишь. Отдохни денек с дороги – и в Минск.
Макеев выдвинул ящик стола и извлек пару золоченых лейтенантских погон с малиновым просветом.
– А это тебе от меня! Засиделся, однако, в лейтенантах. Пора уже и старшого получить. Пленку привезешь – к ордену представлю. Действуй!
Глава девятая
Адрес счастья – Тапиау
…В Минск Сергей прибыл с попутным санитарным поездом. Первым делом поспешил на Татарские огороды – на Немигу. Увы, Ирины ни в доме, ни в городе не оказалось. Соседка на вопрос об Ирине пожала плечами:
– Видела, как с чемоданом и ребенком выходила. Какой-то военный ее на машине увез. А куда – не знаю!
Слова соседки больно резанули по сердцу – «какой-то военный»… Что за военный? Откуда он взялся? А, ладно!.. Главное, что живы-здоровы.
Пленку тоже не удалось отыскать. Флигель сгорел еще прошлым летом при освобождении Минска. Сергей безнадежно порылся на пепелище и в тот же день отправился в Инстенбург.
Здесь его ожидали приятные сюрпризы. Первый преподнес Миша Савин. Он подозвал его к большому кожаному чемодану, обитому по углам медными накладками, открыл его – и у Сергея зарябило в глазах от оптических стекол и никелированных деталей. В чемодане плотно, один к одному, лежали, переложенные картонками и фанерками фотоаппараты! В основном это были немецкие – трофейные – камеры, которые бойцы и командиры нередко приносили в дар любимой газете. Но были и несколько советских «ФЭДов».
– Выбирай! – царственным жестом предложил Савин. – Можешь даже два. Бери, один наш, другой – немецкий. С немецкой камерой работать опаснее. Народ у нас бдительный и догадливый – раз фотоаппарат немецкий, значит, шпиён, переодетый фриц! Тащи его куда надо! Так что в тылу лучше всего «ФЭДом» щелкать, а на «передке» – «лейкой».
Лобов так и поступил: упрятал в объемистую полевую сумку – размером чуть меньше почтальонской – сразу две камеры да еще с полдюжины заряженных кассет.
Второй сюрприз поджидал Лобова в кабинете главного редактора. Макеев, расстроившись, что брестские негативы погибли, тем не менее велел Сергею плясать.
– Пляши! А то письмо не отдам! А оно с обратным адресом…
Сергей сразу понял от кого письмо и выбросил пару диких коленцев, обозначающих танец радости.
Письмо и в самом деле оказалось от Ирины. Она просила главного редактора помочь вызволить мужа, угодившего в лагерь. Сергей тут же прочитал и обратный адрес и ахнул:
– Тапиау! Так это совсем же рядом!
– То-то и оно! Нашел топор под лавкой! Бери мою машину и дуй за Ириной. Она там, в трофейном отделе работает. Найдешь!
Трофейный отдел в Тапиау Лобов разыскал в мгновение ока. Он размещался в одном из корпусов самой большой в Восточной Пруссии психиатрической больнице, чьи здания уцелели после бомбежек.
В коридоре трофейного отдела путь Сергею преградил чернявый с проседью подполковник:
– Вы куда, молодой человек? Сюда можно только по спецпропуску.
– Я из газеты, товарищ подполковник.
– Никаких интервью давать не буду. Здесь строгий учет и посторонним вход воспрещен. Объявление на двери видели?
