И. Инагаки.
Дивизионный генерал, председатель междусоюзной
Комиссии военных представителей».
Розанов немедленно сообщил об этом ультиматуме Колчаку, на что возмущенный адмирал ответил категорически и резко:
«12 ч. 45 мин. 19 сентября 1919 года. Владивосток. Генералу Розанову. Повелеваю вам оставить русские войска во Владивостоке и без моего повеления их оттуда никуда не выводить. Требования об их выводе есть посягательство на суверенные права России. Сообщите союзному командованию, что Владивосток не союзная, а русская крепость, в которой русские войска подчинены одному русскому командованию. Повелеваю вам никаких распоряжений, кроме моих, не выполнять и оградить суверенные права России на территории Владивостокской крепости от всяких посягательств, не останавливаясь в крайнем случае ни перед чем. Об этом моем повелении уведомьте и союзное командование.
Подписал: адмирал Колчак».
15 ноября 1919 года во Владивостоке состоялся парад белых войск по случаю годовщины создания Добровольческой армии. Через два дня, 17 ноября, началось восстание войск генерала Гайды, который был разжалован и лишен всех российских орденов адмиралом Колчаком.
Гайда жил в личном поезде на станции Владивосток и вокруг него начали собираться все недовольные Верховным правителем. Из чувства личной мести Гайда стал готовить восстание, опираясь в основном на чехов и американцев. Участие в восстании приняли также представители местного рабочего движения.
Восставшие заняли вокзал, захватили несколько судов. В течение двух дней правительственные войска жестко подавили сопротивление войск генерала Гайды.
В боях с восставшими приняли участие гардемарины Морского училища, в котором преподавали Мацкевич и Вологдин.
«Исключительно красочную картину представляли собой гардемарины, когда они тесным строем, в своих черных шинелях с белыми погонами с развернутым знаменем, под огнем противника шли по Алеутской, направляясь в район вокзала». – писал в своих воспоминаниях один из участников событий, подполковник Хартлинг.
Генерал Гайда был взят в плен юнкерами, но по требованию союзников его передали им. Через некоторое время Гайда был отправлен на Родину на американском пароходе. Жертвами восстания кроме Чехова стали свыше 500 рабочих и солдат. Учебная инструкторская школа потеряла 12 офицеров и юнкеров, гардемарины потерь не имели.
В начале 1920 года Белое движение во Владивостоке окончательно развалилось. 25 января восстал егерский батальон (личный конвой генерала Розанова), который занял здание Коммерческого училища.
Солдатами батальона были в основном татары. И опять в бой вступили юнкера и гардемарины. Восстание было быстро подавлено, но уже к концу января 1920 года правительство Колчака пало, к городу подошли красные партизаны.
Морское училище как единственная последняя боеспособная часть, верная режиму адмирала Колчака, по приказу Командующего морскими силами на Дальнем Востоке контр-адмирала Беренса на учебных судах «Орел» и «Якут» под командованием начальника училища капитана 1-го ранга Китицына 31 января отправилось в эвакуацию.
Перед погрузкой Китицын издал приказ:
«Во Владивостоке назрел очередной переворот. Некоторым военным частям приходилось принимать участие в борьбе с группами, к которым сейчас переходит власть. Честно и верно исполняя свой долг и сохраняя воинскую дисциплину, они вызвали против себя озлобление этих групп. Примеры, бывшие до сих пор, показали, что таким частям в первое острое время грозит разрушение, истребление, политическая месть. Поэтому для их спокойствия сформирован отряд особого назначения, который готов в последнюю минуту принять боевые части и выйти в море, чтобы за пределами крепости предоставить всем полную свободу дальнейших действий. Считаю долгом высказать свой взгляд и думаю, что его разделит большинство на отряде. Я не мыслю существования своего ни в составе части, ни как отдельной личности вне России, под властью каких бы партий она ни находилась. Если будет Божья воля и историческая судьба на то, чтобы это были те партии, против которых мы до сих пор честно боролись, борьба кончена и бесполезна, наш долг повелевает нам все-таки и с ними продолжать нашу работу по воссозданию русского флота. Поэтому я рассматриваю наш уход как временное удаление для обеспечения права на существование нашим частям или хотя бы личностям, входящим в их состав».
Но все прекрасно понимали, что они покидают Россию навсегда.
Несмотря на раннее время (было 5 часов утра) Мацкевич и Вологдин прибыли на пирс проводить Морское училище. Китицын предлагал обоим офицерам с семьями уйти в эвакуацию, но они на отрез отказались.
– Вот такие дела, – вздохнул Виктор Петрович, когда «Орел» и «Якут» вслед за ледоколом «Байкал» потянулись к выходу из бухты. Они знали, что на корабли было взято 500 чинов флота с членами их семей.
– Будем ждать. Жизнь-то продолжается, – заключил Дмитрий Александрович.
Они распрощались и поспешили к своим семьям с нерадостными вестями.
28 февраля 1920 года приказом № 4 Дмитрий Александрович Мацкевич назначается главным инженером Дальневосточного механического и судоремонтного завода. Приказ был подписан директором завода Барди.
В начале марта этого же года в прессе появились сообщения о расстреле А.В. Колчака.
Мацкевич, Токмаков и Вологдин собрались на квартире у последнего, чтобы тихо помянуть человека, под началом которого они честно служили, человека, которому они верили, человека, который не смог оправдать их надежд.
Они не очень разбирались в политике, богатств и высоких чинов у них не было. Просто попали в непростую жизненную ситуацию и слепо пошли за теми, кто первым их позвал.
Все трое были приверженцами нейтралитета и воздержания от активного участия в политических событиях.
– Вот так, господа! Оказались мы с вами на краю России, а что дальше делать, куда податься, и не знаем, – первым нарушил молчание Токмаков.
– Знаете, Евгений Михайлович, я дальше и не собираюсь никуда подаваться, – проговорил Мацкевич. – Да, служили мы у Колчака, но никого не расстреливали, не бесчинствовали, – продолжил он.
– Надеяться на то, что красная власть нас оправдает только на этом основании, не стоит, – вступил в разговор Вологдин. – Вы бы, Дмитрий Александрович, сняли свою форму. Мы вот с Евгением Михайловичем это сделали, и на нас меньше коситься стали…
– Нет, Виктор Петрович, я – кадровый офицер и сниму форму только тогда, когда уже ничего другого не останется, – заявил Мацкевич. – Я ведь тоже никуда не собираюсь бежать из России. Сколько раз мы с вами говорили на эту тему…
Они немного помолчали, а потом сам собой разговор переключился на судьбу Колчака, на предательство «союзников», на обстановку во Владивостоке.
Мацкевич, знакомый со многими штабными, владел более обширной информацией, чем его друзья.
