Младший политрук Бурман рядом оказался вовремя. Мотовилов сунул ТТ обратно в кобуру, застегнул ремешок и с силой оттолкнул от себя младшего политрука.
– С вами отдельный разговор будет, товарищ младший политрук, – пригрозил он и распорядился, увидев Петрова, который торопливо набивал обоймы патронами из ящика, который бойцы передавали по цепи от ячейки к ячейке. – Петров! Ко мне! Теперь ваша позиция здесь. Расширяйте ячейку. В бою приказываю присматривать за бойцом Хаустовым. Сколько выстрелов произведено вами?
– Да вот, товарищ старший лейтенант, полторы обоймы только что и осталось.
– Вот, Хаустов, как надо вести себя в бою! А не прятаться за спины товарищей. Берите пример с бойца Петрова. Вам понятно?
– Так точно, – выдохнул Хаустов чужим голосом.
Теперь им предстояло воевать не просто рядом, то есть в одном взводе или в одном отделении, а в одном окопе. Петров, не совсем поняв, что произошло, испытывал чувство неловкости перед своим преподавателем. Скорее всего, ротный бранил Глеба Борисовича сгоряча, не разобравшись в сути произошедшего.
Петров подхватил за лямки свой вещмешок, рассовал по карманам гранаты и протиснулся в ячейку Хаустова.
– Ну что, Петров, давайте устраиваться, – сказал Хаустов и расчехлил лопату. – Мне кажется, скоро они вернутся.
– Вернутся? Да мы им так врезали!
– Германец не будет терпеть своего поражения, если чувствует в себе силу. А силу он в себе чувствует. Так что давайте готовиться.
Петров тоже достал из вещмешка свою лопату. Но, прежде чем приступить к работе, спросил:
– Глеб Борисович, почему вы промолчали?
– О чём?
– О том, как вы стреляли. Я ведь всё видел. Вы и правда стреляли мало, но очень метко! Я вот, например, стрелял очень много, почти весь боекомплект израсходовал, но не уверен, попал ли хотя бы одной пулей. Всё – как во сне. Меня всего болтало. Как на пружине. Как будто я привязан к пружине, а она тугая, и всё время вибрирует подо мной. Я даже не смог сосредоточиться на одной цели.
– Так бывает в первом бою. Ничего, Петров, вы привыкните. У вас хорошая закваска. Теперь постарайтесь выжить и во втором бою. И станете хорошим солдатом.
– А вы стреляли очень точно. Я не знал, что вы так умеете владеть оружием. Мне кажется, наш командир роты – человек, несомненно, прямой, откровенный, но… поверхностный, что ли.
– Он хороший офицер. Грамотный командир. Не стоит его осуждать. То, что бой прошёл успешно, заслуга, прежде всего, именно его. Верно распределил силы, точно определил цели и последовательность их уничтожения. Он владеет оперативным искусством. Умеет планировать операцию и затем, в ходе боя, корректировать её в зависимости от обстановки. Это не всякому дано. А особенности характера – второе. В данном случае – второе.
Они быстро расширили окоп. Петров сбегал в поле и принёс из «бабочки» два овсяных снопа.
– Необмолоченная, – сказал Хаустов, ощупывая снопы. – Зерно какое крупное. Хлеб. Вот Гаврюша сейчас, должно быть, переживает. Такое зерно вырастить – сколько ж труда надо вложить!
Петров насмурыгал с овсяных метёлок в кулак, растёр зёрна в ладонях. Полова отходила плохо. Да, это тебе не пшеница. Он вспомнил хлебное поле за Окой, напротив Подзавалья. Туда они переплывали купаться. Подальше от дома, на волю. Проголодавшись, пробирались через кусты к полю, ломали колосья. Пшеничные зёрна отходили от половы легко и на вкус были другими, более похожими на хлеб. А эти оказались слишком пресными, но когда Петров набил ими полный рот, ему показалось, что он вновь, как когда-то в детстве, выбрался на пшеничное поле за Окой… Он закрыл глаза – и поплыли картинки прошлого: левый берег Оки, Ромодановские Дворики, тёплая и твёрдая, как асфальт, тропинка в поле, а вокруг волнами ходит пшеница, поскрипывает серебристыми усами, звенит сотнями кузнечиков… Он так и не услышал, как Хаустов позвал его. Сон сморил мгновенно. Профессор наклонился к нему, прислушался к ровному дыханию своего бывшего студента и начал натягивать над ячейкой плащ-палатку. Дождь снова зашуршал вокруг.
Справившись с устройством крыши, он тоже сел на сноп. Немного посидел и начал шарить под ногами. Вскоре нашёл, что искал. Гильза была затоптана в глину, но он знал, где она лежит. Он протёр её, очистил соломинкой забитое дульце и спрятал в нагрудном кармане.
– Вот так, сынок…
– Что вы сказали, Глеб Борисович? – сквозь сон спросил Петров.
– Да это я так. Вот, солома хорошая.
– Овсяная. Брыкин сказал, что овсяная для подстилки самая подходящая. Лучше пшеничной. Ею даже матрасы на зиму набивают.
– Если Брыкин сказал, то так оно и есть.
Глава седьмая
Взвод унтер-фельдфебеля Витта уходил с поля последним. Гауптман Хорнунг приказал Витту обеспечить прикрытие. Ещё когда русские окопы не затихли, Витт пересчитал своих людей. Из двадцати четырёх человек осталось всего двенадцать. Ровно половина. Другая – кто убит, кто ранен. Раненые сейчас, должно быть, ковыляют по грязной дороге в тыл и проклинают свою судьбу за то, что счастье отвернулось от них и через пару-тройку дней они не войдут, дружно грохоча подкованными сапогами по мостовой, в поверженную Москву, как до этого входили в Смоленск, в Вязьму, в Калугу. Но, скорее всего, им найдётся местечко на санитарных повозках или в колясках мотоциклов, и это их более или менее должно утешить.
Никто не ожидал, что здесь, в нескольких километрах от Серпухова, их ждёт настоящая западня. Иваны будто озверели.
Оставшихся людей унтер-фельдфебель разбил на пары, и теперь они отходили к перелеску без единого выстрела. Стрелял только ефрейтор Бремер, так ему было приказано – каждые пять-шесть минут короткая очередь с новой позиции. Schpandeu
[13] Бремера возле моста раскалился почти докрасна. Но менять ствол там было некогда. Теперь он медленно остужал его. Стрельба с такого расстояния из перегретого пулемёта была, конечно же, бессмысленной, но сейчас именно она помогала удерживать русских от возможной контратаки. Иванам, видимо, тоже досталось, и они не осмелились вылезть из своих окопов. И как их прошлёпала разведка? Если бы не иваны, окопавшиеся на восточном берегу Боровны, они бы сейчас заняли для ночлега один из тех деревянных домов, которые всё ещё виднеются за рекой в зарослях деревьев. Сидели бы в тепле и готовили ужин. Почтальон, возможно, привёз бы почту. В деревне наверняка нашлась бы какая-нибудь живность на приварок. Вот тебе и приварок…
