Глава восьмая
Оставаться на прежних позициях, притом что не ясно, закрыли ли соседи фланги, было делом гиблым. Но приказа на отход Мотовилов не получал. Смена же позиции означала именно отход. За это можно было поплатиться головой. В полночь он собрал на своём НП взводных и объявил следующее решение:
– Противнику нужна дорога. А точнее – железнодорожный разъезд. Дорога, которую мы оседлали, – единственный прямой и наикратчайший путь к разъезду. Учитывая нынешнее бездорожье, можно предположить, что от нашего большака они не откажутся. Не позже завтрашнего утра они подведут артиллерию и начнут выбивать нас всем калибром, который у них окажется в наличии. Для нас этот рубеж – последний. У кого какие предложения?
Лейтенанты молчали. Только Багирбеков неуверенно шевельнулся и, видимо, почувствовав, что привлёк внимание, опустил голову. Мотовилов знал, что рота эту позицию долго не удержит, что придётся отходить и что, если отходить будет некуда, то людей не остановишь и в Серпухове. Немцы не вели огня по деревне. Значит, не хотели её жечь. Значит, Малеево им нужно целёхоньким. Зачем? Да затем, что мост через Боровну им удобнее построить именно здесь. Переправа им нужна надёжная, чтобы пропустить танки. Много танков.
– Лейтенант Багирбеков, высказывайтесь. У нас времени мало.
– Нужна запасная позиция. Предлагаю здесь, у деревни, оставить усиленное охранение, а взводам окопаться хотя бы в километре восточнее, по гребню возвышенности. Орудие тоже переместить.
– Так, принято. У кого ещё есть предложения?
– Люди устали, – подал голос командир второго взвода старшина Звягин. – Надо дать отдых.
Старшину Звягина поддержали дружным одобряющим гулом.
– У кого ещё что есть? Нет. Теперь слушай к исполнению. У нас четверо убитых и семь человек раненых. Убит лейтенант Асеенков. Шестерых пришлось отправить в тыл по причине болезни. Вот пускай убитые и раненые за нас и отдохнут. Остальным об отдыхе думать запрещаю. Бои только начались. Звягин, приказываю рассредоточить свой взвод по всему фронту и вести усиленное боевое дежурство. Спать по очереди. Выставить боковые и передовой охранения. Выделить людей для связи. Связных высылать каждые два часа и в случае необходимости, попарно, с интервалом в десять минут. Багирбеков, вам приказываю выделить отделение в помощь артиллеристам. Бронебойщиков не трогать. Наша задача – оборудовать до рассвета два рубежа. Один ближний, по гребню высотки, другой в двух километрах отсюда, у деревни Екатериновки. – И Мотовилов приблизил карманный фонарик к карте и ткнул пальцем в невидимую точку. – К выполнению приказа приступить немедленно.
Хаустов открыл глаза: окоп, сырые стенки, изрубленные лопатой, край плащ-палатки упал, и тусклый рассветный туман просачивался в его логово вестью о том, что ночь на исходе. Он уже привык к тому, что война – это когда просыпаешься от холода и могильной сырости в окопе. Он стащил с кольев плащ-палатку и выглянул наружу. Ещё не рассвело как следует. Но видно, что снег местами сошёл, правда, кое-где ещё лежал, и, видимо, именно от него исходил тусклый свет, который он принял за рассветный. Снова накрапывал дождь. Небо непонятное. За Боровной всё оставалось на прежних местах, и танки, и бронетранспортёр. Хотя виднелись они смутно. «Красивый пейзаж», – подумал Хаустов с каким-то забытым и злым ликованием. Он вырвал из записной книжки лист, подсветил спичкой и тщательно вписал в него свою фамилию, имя и отчество, затем домашний адрес и место работы. В конце написал короткую записку жене. Всего две фразы: «За сына отомстил. Береги себя и не расставайся с внуком. Прощай». На другой стороне крупно вывел дату. Листок свернул вчетверо, затем закатал трубочкой и сунул в стреляную гильзу. Дульце сплющил на камне сапёрной лопатой.
Петров застал его за этой работой, когда Хаустов тюкал лопатой, завальцовывая гильзу. Сразу обо всём догадался.
– На всякий случай, Петров, имейте в виду. Это лежать будет здесь. – И Хаустов сунул гильзу в узкий кармашек под брючным ремнём. Кармашек тот был предназначен для ношения смертного медальона. Но смертники бойцы выбросили почти сразу, боясь поверья: заполнил, жди пулю. – Это адрес и всё остальное. Записка жене. А вы, Петров, свой медальон заполнили?
– Заполнил. Но где-то потерял.
Больше об этом они не заговаривали.
Вскоре пришёл лейтенант Багирбеков. С ним двое артиллеристов. Взводный тут же подозвал к себе четверых: Колядёнкова, Петрова, Хаустова и, немного помедлив, выкрикнул фамилию бронебойщика Колышкина.
– Пойдёте за речку. С артиллеристами. Задача – найти колесо для орудия. А вам, Колышкин, осмотреть подбитый вами танк и взорвать его. В помощники себе подберёте любого человека из группы. Сейчас три часа ночи. Даю вам два часа. К пяти ноль-ноль – вернуться.
– Дозвольте, товарищ лейтенант, и мне на эту вражину посмотреть, – подал голос второй номер.
– Вы должны остаться здесь и охранять противотанковое ружьё, – оборвал его взводный, и Брыкин затих.
Через речку Боровну они переходили правее моста. Там отыскались ольховые клади, какие обычно сооружают в приречных деревнях по весне после паводка: рубят две ольхи напротив, на том и другом берегу, скрепляют поперечинами, чтобы ольхи случайно не растащило течением, вот тебе и мосток.
Колядёнков шёл впереди. Буквально в затылок ему дышал артиллерист. Когда Колядёнков останавливался, чтобы схватить чутким ухом охотника пространство впереди, артиллерист не сразу понимал, что надо тоже замереть хотя бы на мгновение, толкал в спину стволом драгунки и шёпотом спрашивал:
– Чего там?
И в пойме, и в поле было тихо. Так тихо, как будто там накануне вечером не было никакого боя. Танк, оказывается, подымил-подымил да так и не загорелся по-настоящему. Бронетранспортёр выгорел и теперь, даже издали, через заросли ольховника, отзаривал малиновой окалиной. Какие там могли остаться колеса?
Старшим группы лейтенант Багрибеков назначил одного из артиллеристов. Но тот шёл в середине, третьим или четвёртым, молча спотыкался в серых сумерках, словно никакого дела ему и не было ни до поисков колеса для «сорокапятки», ни до танка, который надо было взорвать или сжечь. И Филипп Колядёнков вначале жестами, а потом короткими командами вскоре приучил группу к тому, что надо слушать его.
Когда перебрались на правый берег Боровны и вышли на чистое, в пологой низинке, совершенно негодной для укрытия, обнаружили двоих убитых. Вначале показалось, что они сидят на корточках и вот-вот оттуда загремят выстрелы. Петров, первым заметивший убитых, кинулся за кусты и начал тормошить затвор винтовки.
– Тихо, парень, эти уже с нами воевать не будут, – остановил его бронебойщик.
Артиллеристы тут же сняли с немцев ранцы. Вот почему те выглядели в темноте живыми. «Видать, ребята ходовые, на войне не первый день», – сразу оценил артиллеристов Колядёнков.
– Вот что, артиллерия, сложите-ка эти баулы возле стёжки. Заберёте на обратной дороге. Понятно?
