– Извините, – раздался за спиной приятный баритон. Упоров обернулся. Перед ним стоял тот самый Аполлон и с видимым дружелюбием разглядывал его.
– Извините, – вкрадчиво повторил он, – я вижу, вы тоже один и тоже скучаете.
Володя как раз отошёл к винной бочке и возвращаться пока не собирался.
– Да не то чтобы скучаю… Загораю…
– А вы любите театр? – неожиданно спросил незнакомец.
– Люблю. А что? – оторопел Упоров.
Собеседник широко улыбнулся:
– Ой, простите великодушно. Забыл представиться. Меня зовут Эдуард. Я – помощник режиссёра Львовского театра Советской Армии. Мы тут на гастролях. А вы, как я понял, тоже к армии имеете какое-то отношение…
– Как вы догадались? – растерялся Упоров.
Эдуард рассмеялся, обнажив ровные, ослепительно белые зубы, как сказал бы, если бы хватило фантазии, знаменитый писатель, «такие же белые, как снег на перевале»:
– Ну, это совсем нетрудно. Причёска, манеры… Потом, этот офицерский загар – кисти рук и шея. Такой загар бывает только у зэков и у офицеров. На заключённого вы совсем не похожи. Значит – офицер. Я ведь угадал?
Упоров кивнул.
– Но вы не сказали, как вас зовут…
– Василий, – представился Упоров.
– Какое замечательное у вас имя – Василий.
– Главное – редкое, – пробурчал Упоров, но обаяние Эдуарда обезоруживало.
Эдуард всё с тою же вкрадчивостью в голосе сказал:
– Собственно, я хотел пригласить вас, Василий, на спектакль нашего театра.
– Когда?
– Сегодня вечером. У нас идёт водевиль «Сватовство гусара». Вещица лёгкая, развлекающая.
– Водевиль – это хорошо… На водевиль, пожалуй, приду. Только не один, с товарищем.
Эдуард обрадовался:
– Конечно, приходите с вашим другом. Я буду ждать вас у служебного входа в театр в половине седьмого.
– А с актрисами познакомите? – неожиданно для себя самого выложил Упоров давнюю мечту завязать близкое знакомство с какой-нибудь служительницей Мельпомены.
Эдуард, окинув его понимающим взглядом, заверил:
– Конечно, конечно. После спектакля посидим, выпьем вина. Пригласим наших девушек. Они у нас просто загляденье. Так придёте?
– Придём.
Эдуард крепко пожал Упорову руку и, сославшись на репетицию, собрал свои пожитки и покинул пляж.
Упоров почесал затылок и пришёл к выводу, что неожиданное приглашение, сулящее, возможно, любовные приключения, в общем-то, приемлемо и внесёт хоть какое-то разнообразие в похожие один на другой дни пребывания у моря. Оставалось только уговорить Володю.
Тот долго сопротивлялся:
– Чё я не видал в этом театре?
– С актрисами познакомимся… С настоящими…
– Да на кой они мне… – отнекивался Володя. – К тому же ты знаешь, на турбазе режим. Не успеем со спектакля вернуться, корпус закроют, будем на улице куковать!
Упоров заверил:
– Не бойся, успеем, – и подмигнул: – А буфет, знаешь, в театре какой? И коньяк, и бутерброды с икрой! К тому же этот Эдик обещал «поляну» после спектакля накрыть…
Володя согласился.
Эдуард встретил их у служебного входа, проводил в директорскую ложу и, попросив задержаться после спектакля, удалился.
Водевиль оказался и вправду лёгким и непринуждённым. Молодые актрисы порхали по сцене, как бабочки. Все они были милы, ярко загримированы, в нарядных платьях прошлого века. Упоров старался угадать, кого именно приведёт Эдуард. В перерыве посетили буфет, приняли на грудь по сто граммов коньяку. И второе действие пролетело ещё стремительней.
После спектакля Эдуард влетел в ложу и с порога, рассеивая все сомнения Володи в серьёзности его обещания «накрыть поляну», вдохновенно пригласил:
– А теперь ко мне, друзья! Гостиница буквально в двух шагах от театра…
– А как же актрисы? – напомнил Упоров.
Эдуард улыбнулся:
– Актрисы придут позднее. Им же надо снять грим и переодеться.
В номере у Эдуарда был щедро накрыт стол. Две бутылки самого дорогого армянского коньяка, шпроты, бутерброды с ветчиной и копчёной колбасой, ваза с краснобокими яблоками и чёрным виноградом. Володя заметно повеселел, да и у самого Упорова глаза от таких дефицитных яств заблестели.
Эдуард жестом хлебосольного хозяина пригласил к столу. Выпили по одной, по второй, по третьей. И Эдуард вдруг заговорил по-немецки:
– Es blasen die blauen Husaren…
У Володи и Упорова вытянулись лица.
Эдуард, раскрасневшийся от выпитого, пояснил:
– Это Гейне. «Трубят голубые гусары, Верхом из ворот выходя…» – и обратился к Упорову: – Вы любите Гейне, Василий?
– Актрисы-то когда придут? – вопросом на вопрос отозвался Упоров.
– Скоро уже…
Они выпили снова. Открыли вторую бутылку. Эдуард ещё порывался что-то читать из Гейне. Да так напыщенно и театрально, что Володя вышел в коридор покурить.
– Где же актрисы? – поглядев на часы, стрелки которых показывали, что до закрытия корпуса им не успеть, тревожно спросил Упоров.
Эдуард странно посмотрел на него и мягким, вкрадчивым голосом произнёс:
– Какой у вас красивый профиль, Василий. Просто как у римского кесаря…
Упоров недоумённо вытаращился на него, как сказал бы знаменитый писатель, «по-бычьи ворохая глазами»:
– В чём загвоздка, Эдуард? Актрисы не придут?!
Эдуард протянул руку через стол и положил её на руку Упорова:
– А зачем нам актрисы, Вася?
– Как «зачем»? – вскинулся Упоров. – Ты же обещал!
Эдуард заговорил быстро и вкрадчиво, глядя прямо в глаза Упорову:
– Зачем нам актрисы, Вася… Оставайся со мной.
– А Володю куда? – не понял Упоров.
– Володя пойдёт на турбазу.
– А я как же?
– А ты останешься… Останешься и испытаешь такое, что тебе и не снилось. Никакие актрисы этого дать не смогут. А я дам. На всю жизнь запомнишь…
Упоров, конечно, знал по рассказам людей бывалых, что существуют такие мужчины, которые любят мужчин. Но сам никогда с ними не сталкивался. Он мгновенно вспотел. Резко выдернул руку из-под горячей руки Эдуарда. Вскочил и сделал шаг назад, роняя стул, на котором сидел. Вслед за ним вскочил и Эдуард.
В этот момент в номер вошёл Володя.
Упоров возопил:
– Вова, он же «голубой»!
– Чё! Кто «голубой»? – не понял Володя.
