Ветер задом по-рачьи отползает назад в ложбину. Там он непослушными руками отцепляет от ремня шашку и сует ее в густую траву. Достав из кобуры наган, подарок Бережанского губповстанкома, встает и бежит к противоположному краю ложбины. Бежит, спотыкаясь и цепляясь своими высокими каблуками за кочки и траву.
«Мне бы только в лес! – лихорадочно думает Ветер, придерживая одной рукой папаху, а в другой сжимая наган. – В лесу они меня черта с два найдут! Только бы добежать до леса!»
Уже взбираясь по склону, он спохватывается, что и с этой стороны ложбины может находиться засада – не такие чекисты дураки, чтобы оставить свободным путь к лесу. Поэтому дальше атаман пробирается медленно и осторожно, чуть ли не ползком.
Взобравшись на самый верх, он подползает к большому кусту и осторожно приподнимается, чтобы осмотреться. Приподнимается и… обмирает: в трех шагах от него по другую сторону куста стоит человек и держит в руках ружье. Стоит спиной к Ветру и прислушивается, наставив левое ухо в сторону наполненной туманом ложбины.
Держа наготове наган, Ветер привстает. Крадучись, обходит куст. И только оказавшись рядом с часовым, медленно выпрямляется. Метя в темя, поднимает правую руку, в которой зажат наган. И в этот миг, то ли спиной почувствовав опасность, то ли услышав сзади себя подозрительный шорох, часовой резко оборачивается лицом к Ветру. Рукоятка нагана, задев ухо и скользнув по щеке, больно бьет ему по ключице. Часовой с перепугу выпускает ружье, старый охотничий дробовик, и оторопело таращит глаза.
– Ты?! – узнает он Ветра.
Ветер тоже узнает своего соседа Харитона Смаля, члена комбеда и бойца самообороны села Сельце. Вместо ответа первым опомнившийся атаман обрушивает на голову незадачливого часового новый удар, и тот, даже не вскрикнув, валится кулем на землю. Пинком ноги Ветер переворачивает голову Смаля и, вглядываясь в поросшее густой белой щетиной лицо с тонким острым носом и запавшими щеками, злорадствует: «Наконец-то и ты попался в мои руки! Землицы моей захотелось? Теперь вся будет твоя! Ешь, сколько душе угодно!» Он нагибается над живым еще Смалем и с силой бьет его наганом в висок. Голова Смаля дергается, и в широко открытых глазах застывает недоумение.
Ветер осматривается по сторонам. Метрах в ста от него сплошной стеной темнеет спасительный лес. И Ветер что есть духу припускает к нему. Бежит, тяжело дыша и часто хватая широко открытым ртом воздух, спотыкаясь и проклиная высокие каблуки своих сапог и устроивших ему эту ловушку чекистов. И только оказавшись за широченным стволом растущего на опушке леса старого дуба, позволяет себе небольшую передышку.
Отдышавшись, атаман краем ока выглядывает из-за своего укрытия. И тотчас прячется назад: над убитым минуту тому назад Смалем стоит какой-то человек и смотрит в сторону леса. У Ветра такое ощущение, что человек заметил его.
Через несколько секунд Ветер выглядывает снова и видит, что человек этот бежит прямо к нему – заметил-таки! «Так это же Голубь!» – узнает своего преследователя атаман и крутит барабанчик нагана, чтобы удостовериться, все ли на месте патроны. – «Давай-давай! Беги! Сейчас получишь парочку своих же гостинцев, сволочь чекистская!» Прижав руку с наганом к потрескавшейся коре дуба и поймав на мушку широкую грудь бегущего Голубя, Ветер задерживает дыхание и плавно нажимает на спусковой крючок. Но… сухо щелкает курок, а выстрела нет. Атаман растерянно смотрит на наган и еще несколько раз нажимает второпях на крючок. Наган по-прежнему молчит. Ветер крутит барабанчик и цепенеет: все патроны целы, ни на одном капсюле нет вмятины. «Боек!» Так и есть! – боек короче обычного. Он спилен. Так вот почему не стреляет наган! Так вот почему там, наверху, когда брали его отряд, не прозвучало ни одного выстрела! Только теперь начинает понимать атаман, кому и зачем понадобилась вся эта замена оружия.
– У-у-у! – злобно воет Ветер. Швырнув навстречу бегущему Голубю ненужный больше наган, он отталкивается от дерева и со всех ног устремляется в лес.
Очень скоро он начинает замечать, что расстояние между ним и Голубем неумолимо сокращается, и прежде чем он успеет добежать до чащи, в которой легче скрыться, Голубь наверняка его догонит. Да! Но почему его преследователь не стреляет, имея перед собой такую отличную мишень, как его, Ветра, спина? Неужели хочет взять живым? Эта неожиданная и жуткая мысль, словно хороший кнут, подстегивает атамана. Он припускает еще быстрее.
Споткнувшись о кочку и едва не полетев кувырком, Ветер вдруг ощущает сильный удар по колену чем-то тяжелым. Лимонка! У него же есть лимонка! Как он мог забыть? Путаясь на бегу в глубоком кармане, Ветер извлекает из него тяжелую гранату, выдергивает кольцо и, внезапно остановившись, швыряет ее под ноги Голубю, а сам отскакивает за дерево. Голубь с разбегу прыгает в сторону, плюхается плашмя на влажную траву и замирает, вобрав голову в плечи.
Проходит секунда… вторая… третья… В ушах звенит напряженная тишина. Слышно, как часто колотится сердце.
Еще несколько долгих и томительных секунд позади, а вокруг по-прежнему тихо. Голубь медленно приподнимает голову. В нескольких шагах от него лежит на тропинке черепаший панцирь неразорвавшейся гранаты. Голубь облегченно вздыхает и переводит взгляд на высунувшегося из-за дерева атамана. На сером лице Ветра – недоумение и растерянность: гранату ведь Голубь не подменил!
…Ночью, собираясь впопыхах на «взятие Сосницы», плохо соображавший с перепою атаман сунул себе в карман первую подвернувшуюся под руку бомбу. Это была одна из тех двух «лимонок», которые не так давно, собираясь к отцу Лаврентию на встречу с Голубем, разрядил Сорочинский, решив устроить гостю из Бережанска маленькую, как он сказал, посмеиваясь, проверочку.
Придя в себя, Ветер снова бросается наутек. Голубь, вскочив на ноги, пускается вдогонку. Ветер оглядывается – Голубь совсем уже близко. Их разделяют каких-нибудь полтора-два десятка метров. И хотя лес начинает густеть и все чаще встречаются кусты, выбившийся из сил атаман понимает, что чуда быть не может: не пройдет и минуты, как он окажется в руках своего преследователя. И тут он замечает впереди густой куст орешника и сразу за ним – длинную жердь, лежащую поперек тропинки…
До Ветра рукой подать. Голубь уже слышит его частое, похожее на стон, дыхание. И вдруг он замечает, что атаман, вроде как что-то бросая, взмахивает рукой. «Неужели еще одна граната? – думает Голубь, шаря взглядом в том месте, где должен упасть выброшенный предмет. – А может, какие документы?» Растерявшийся на какой-то миг Голубь смотрит перед собой – Ветра на тропинке нет.
«Вздумал обмануть, атаман? Ну, уж дудки! Далеко ты от меня все равно не уйдешь!» – думает Голубь и припускает еще быстрее. И совершенно не обращает внимания на лежащую на его пути жердь. Вернее, не видит ее вовсе – его взгляд бегает по сторонам, отыскивая так внезапно пропавшего из виду атамана. Не видит Голубь и того, как один конец жерди, тот, который находится за кустом, вдруг резко, перед самым его носом, приподнимается от земли. Голубь неловко взмахивает руками и со всего размаху грохается на землю. Удар лицом о твердую тропинку настолько сильный, что голова враз наполняется чугунным звоном. Резкая, колючая боль пронизывает ушибленный нос. Рот полон травы и песка. Несколько секунд Голубь лежит неподвижно, вытянувшись во весь свой огромный рост. Не успев еще прийти в себя, он первым делом сжимает пальцы правой руки: на месте ли револьвер? Револьвера в руке нет – пальцы хватают лишь пучок холодной травы. Недоброе предчувствие заставляет Голубя превозмочь боль и приподнять назойливо гудящую голову.
