— А-а, — бросила Мона, изображая разочарование.
Я придвинул к ней карточку, по-прежнему закрывая ее ладонью.
— Вот уже десять лет, как я не выхожу на улицу без визиток. У меня в кармане всегда есть несколько. Моя повседневная жизнь — это пригородные поезда, городские тротуары… Иногда мне встречается девушка, которая мне нравится. Тогда я подхожу к ней и вкладываю ей в руку визитку, так быстро, что она не успевает разглядеть, на кого я похож.
Я убрал руку и прочел текст на карточке:
«Мадемуазель,
Не смейтесь, я подсчитал, что каждый день на улицах Парижа мне на глаза попадаются сотни женщин. И каждый день я вручаю такую карточку одной из этих женщин, иногда двум, редко трем, но никогда больше.
Одной женщине из нескольких сотен.
Сегодня я вручаю ее вам.
Вы не такая, как все. Вы выделяетесь в толпе, что-то отличает вас от других.
Если вас любит мужчина и вы с ним счастливы, мой поступок, наверное, умилит вас. Если у вас нет любимого человека, это несправедливо, ибо вы его заслуживаете. Гораздо больше, чем кто-либо из ваших подруг.
По моему мнению.
Благодарю за этот волшебный миг.
jamalsalaoui@уahoo.fr».
Я подтолкнул карточку Моне, и та схватила ее, словно карту острова сокровищ.
— Вау! И это работает?
Я наконец опустошил свой бокал шардонэ, в полной мере оценив его букет. Один евро за десять миллилитров…
— Стопроцентно! В худшем случае женщины чувствуют себя польщенными. В лучшем они сдаются. Я играю на их удивлении, на их эго, на контрасте между всеобщим парижским пофигизмом и легким романтическим флером, дарованным небом. Видите ли, Мона, это идеальный компромисс между виртуальным кадрежем на сайтах знакомств и грубым приставанием, которому сплошь и рядом подвергаются девушки на улицах.
Мона взяла бутылку и наполнила наши бокалы.
— Одна девушка на тысячу. И как вы выбираете? — спросила она, присвистнув сквозь зубы.
— В этом-то и вопрос, Мона. Как бы вам объяснить… Есть такая штука, которую я никогда не понимал. Это любовь с первого взгляда. Она падает вам на голову буквально посреди улицы. Толпа замедляет ход и расступается. Честно, Мона, почти все женщины обладают неким очарованием, почти у всех есть нечто, что позволяет в них влюбиться и любить их на протяжении всей жизни, ни разу не пожалев об этом. Согласен, возможно, для любви с первого взгляда этого недостаточно… Но, как мне кажется, по крайней мере одна женщина из трех, действительно, хорошенькая, особенно когда она хочет нравиться. А если вас и это не устраивает, тогда одна женщина из десяти, или даже из двадцати, будет само совершенство. Свое совершенство, в своем роде! Понимаете, Мона, я теряюсь, когда говорят о любви с первого взгляда. Женщины могут ослепить меня, в каждом вагоне метро непременно есть ослепительная женщина, десяток ослепительных женщин всегда можно встретить на террасе любого кафе на парижской площади, а летом на солнечном пляже их будет целая сотня…
Остренькими, словно у кошки, зубками, она разгрызла мидию и, с любопытством взглянув на меня, продолжила есть.
— Вас трудно загнать в тупик, Джамал. Интересно, вы опасный мачо или изобретатель постромантизма?
Задумавшись, она замерла; видимо, искала брешь в моем способе.
— Вы действительно раздаете не больше трех визиток в день?
Я сделал сконфуженный вид, словно ребенок, которого застали на месте шалости.
— Шутите! В некоторые дни я раздавал по нескольку сотен…
Она рассмеялась.
— Хитрец! А теперь самый главный вопрос. Они вам отвечают?
— Серьезно?
— Да…
— Примерно 80 %… Почти все после трех писем переходят к делу. Я спал с самыми красивыми девушками столицы, срывал цветочки с такой легкостью, словно являлся главой самого большого модельного агентства Парижа.
— Вы смеетесь надо мной?
— Возможно. Я обожаю сочинять истории.
Подняв свой бокал шардонэ, она выпила вместе со мной.
— Превосходно, Джамал. Счет ноль-ноль.
Она помолчала, а потом спросила:
— Если бы вы встретили на улице меня, вы бы дали мне визитку?
Я понял, что не должен отвечать слишком быстро, а потому воспользовался паузой, дабы обозреть каждый сантиметр ее кожи, рыжие отблески на скулах, тени от ресниц, падавшие на ее очаровательный вздернутый носик. Мона присоединилась к моей игре и, устремив взор на море, приняла позу, чтобы я мог восхититься ее профилем, а потом потянулась, выставив напоказ грудь.
Взвешивая каждый слог, я наконец решился ответить:
— Да. И в тот день вручил бы только одну карточку.
Мона покраснела. В первый раз я почувствовал, что она смутилась.
— Лжец! — наконец с трудом выговорила она.
Она искала способ сменить направление разговора. Набрав побольше воздуху, задала вопрос:
— А ваша… ваша нога… Это несчастный случай?
В сущности, она не слишком отличалась от всех остальных. Так же поддалась искушению. Мой ответ был готов. Уже много лет.
— Да. Станция «Порт Майо». На противоположной платформе ждала поезда самая красивая девушка, и я не мог не вручить ей карточку… Я прыгнул на пути, а в этот момент подошел поезд метро!
Она рассмеялась.
— Вот глупость! Но когда-нибудь вы мне расскажете?
— Обещаю.
— Вы странный тип, Джамал. Забавный, но лгун. Впрочем, я уверена, мне бы вы не дали визитку. Уверена, вам нравятся романтические женщины, роковые красавицы, мимолетные видения. Не такие непосредственные, как я. По-моему, вы ловите призрачные образы, коллекционируете их, как фигурки Панини. Но так вы вряд ли поймаете ту, которая вам нужна!
— Спасибо за совет.
Мона пожирала меня глазами.
— Извините, — раздался голос у нас за спиной.
За нами стоял Андре, держа в руках две порции «Плавучего острова». Сумев избежать цунами, он поставил их перед нами, а затем обратился ко мне.
— Джамал, ты говорил о самоубийстве. Это… случилось недавно?
Андре явно ничего не знал о трагедии сегодняшнего утра. Странно!
Я коротко изложил факты, умолчав о том, что нашел шарф «Берберри», зацепившийся за ограждение из колючей проволоки, а потом этот шарф необъяснимым образом оказался обмотанным вокруг шеи Магали Варрон. Чем дальше я рассказывал, тем шире открывались глаза Андре. Когда я умолк, переводя дыхание, хозяин «Сирены», белый, словно его скатерти, пробормотал:
— Твоя история напоминает мне…
Я опередил его.
