Если Мона меня бросит…
Если Мона меня бросит, кто мне поверит?
Полиция?
Андре? Кристиан Ле Медеф? Дениза и Арнольд?
Вы?
16
Еще одно совпадение?
Мы с Моной могли молчать целую вечность.
Мона уже собиралась уходить, как зажигательная мелодия «La Grange» в исполнении рок-группы «ZZ Тор» неожиданно взорвала воздух.
Это зазвенел мой мобильный! Пришла смс-ка. Я нервно нашарил в кармане телефон.
— Поклонница? — с любопытством спросила Мона.
Похоже, она обрадовалась, что некая сила извне разорвала паутину, в которой запутались мы оба. Я прочел послание и начал разряжать обстановку:
— Ты даже не представляешь, как ты угадала…
— Молодая и хорошенькая?
— Хорошенькая — да. И очень молоденькая.
— Сколько ей лет?
— Пятнадцать…
Мона привстала на цыпочки и окинула меня удивленным взглядом.
— Ее зовут Офели, она подросток из клиники Сент-Антуан. Ее изнасиловал собственный отец. Подарок на день рождения. Тогда ей исполнилось восемь лет. Последствия сказываются до сих пор. Вспышки ярости. Психическая неуравновешенность. Нарушения сексуального характера… Ни один взрослый, ни один воспитатель, психиатр или препод не может с ней договориться. Но мне удается найти с ней общий язык.
— И она звонит тебе во время каникул?
— И ты туда же. В клинике меня с этим достали. По их мнению, я слишком с ней сблизился и мешаю процессу исцеления…
— Они правы, — заметила Мона. — У каждого своя работа. А чего хочет от тебя эта крошка?
Я протянул Моне телефон, чтобы показать присланное Офели фото. Она позировала, прижавшись лицом к щеке чернокожего бугая, половину ноздри которого занимал пирсинг. К фото прилагалось короткое послание. Два слова: «Какая оценка?»
— Что значит «Какая оценка»?
Я забрал у Моны телефон.
— Наша с ней игра. На уик-эндах или на каникулах, когда Офели подцепляет себе парня, она присылает мне его фото, и я его оцениваю… Даю оценку и характеристику. Вроде «Можешь найти лучше», «Уже лучше», «Вне всякой критики». По возвращении я иногда тоже показываю ей фото своих подружек…
Успокоившись, Мона наконец рассмеялась.
— И ты еще удивляешься, что воспитатели в твоей клинике тебя шпыняют!
Я быстро набрал ответ.
«5 баллов из 20. Отсутствие воображения. Постарайся, чтобы снова не подсунули».
Когда я нажимал, чтобы отправить почту, Мона, презрев ветер, гулявший между дамбой и пляжными кабинками, резко расстегнула комбинезон. Обе ее груди аккуратно высвободились из неопренового плена.
— А я? Какая оценка?
Эта девушка точно сумасшедшая!
— Ты хочешь получить оценку от моей приятельницы?
Я настроил iPhone и направил его на лицо Моны.
— Готово, ушло. Однако предупреждаю, Офели очень злая. До сих пор она не дала ни одной из моих подружек даже среднего балла.
Я подошел к Моне.
— Одевайся, пока не простыла до смерти. Я тебя покидаю, меня ждут жандармы.
Я сам застегнул молнию, и декольте Моны превратилось в скромный воротничок под горло.
У меня осталось время забежать в гостиницу, переодеться и заглотить бутерброд, прежде чем сесть в автобус, направлявшийся в Фекан, где находилась жандармерия.
Когда я вошел в холл «Сирены», Андре раскладывал проспекты дворца Бенедиктин. Обычно он проводил время за стойкой, то исчезая, то появляясь и таким образом убеждая всех, что у него есть некий тайный ход, секретный люк под барной стойкой или что-то в этом роде.
Похоже, новой почты для меня у него нет…
— Скажи, Андре, — обратился я к нему, — среди твоих клиентов не мелькало имя торгового агента фармацевтической компании Магали Варрон? Она распространяла лекарства в регионе Гавра. Время от времени ей приходилось ночевать в гостиницах. Вот, к примеру, позавчера…
— Девушка, что совершила самоубийство?
Он продолжал равнодушно раскладывать проспекты. Туристический поезд Этрета. Музей рыболовства в Фекане. Я чуть было не спросил, как это он так быстро сообразил, о ком речь.
— Ну да…
— Имя мне ничего не говорит. Ты же знаешь, в округе есть не менее десятка гостиниц, не считая тех, что в Этрета, а также гостевые комнаты, которые держат почти все местные крестьяне. У тебя нет ее фото?
— Нет…
Я постарался подробно описать Магали Варрон. Не скрыл от него ее чарующую красоту и притягательную силу ее отчаянного взгляда.
Ответ Андре прозвучал как нечто само собой разумеющееся:
— Такую красивую девушку я бы заметил…
Еще бы.
Когда я взбирался по деревянной лестнице, снова завибрировал телефон.
Новая смс-ка!
Ответ Офели на фото Моны.
Я прочел текст, убежденный, что моя маленькая протеже разобьет в пух и прах рыженькую землеройку, раскритикует с присущей ей ревностью и злобой. Послание сразило меня наповал.
«21 балл из 20. Не бросай ее, это женщина всей твоей жизни».
Когда я открыл дверь своего номера, из распахнутого окна на меня подул ледяной ветер.
Горничная решила проветрить.
Кровать заправлена безупречно. Полотенца заменены на чистые. Я вспомнил, в каком беспорядке оставил комнату после ночи, проведенной с Моной.
И внезапно замер на месте.
На моем рабочем столе, рядом с ноутбуком, лежал коричневый конверт. Новый, нетронутый. На этот раз никаких штампов. Никакого адреса. Только мое имя.
Джамалу Салауи.
Тот же женский почерк, что и на предыдущих конвертах.
Прежде чем взять пакет, я высунулся в открытое окно. Порыв ветра остудил мое вспотевшее тело. Попасть ко мне в комнату снаружи довольно просто: плоская крыша ресторана «Сирены» и его пристройки могли выступить в роли своеобразной лестницы для великана. Но кто мог решиться на такое рискованное предприятие? Прямо напротив моря, на виду у всех? Только для того, чтобы положить конверт мне на стол?
Я было решил спуститься и спросить Андре, не входил ли ко мне кто-нибудь, кроме горничной, но потом передумал.
Потом…
Я закрыл окно. Надо успокоиться. Пот, который моя навороченная куртка теоретически должна поглощать, горячими ручьями струился по телу. Я сел на кровать, разделся, отвинтил свой карбоновый протез. Пока я раздирал конверт, мокрые ладони оставляли на нем темные следы. Он был не такой толстый, как предыдущие. Всего три листка, сцепленные скрепкой.
