Я оторвал лист «Курьера Ко» с большой фотографией Морганы Аврил.
Никакая логика не могла поколебать мое убеждение.
Это не простое сходство.
20
Ночной кошмар?
Было чуть больше четырех утра, когда я, взяв фонарь, пустился в путь. Два километра до Ипора я шел по берегу моря, прижимаясь к подножию скалистого берега.
Я не спал всю ночь. Завтра найду время выспаться. Целый день. Спрячусь в каком-нибудь подвале моего замка с привидениями. Если полицейские не окажутся хитрее и не вычислят моего убежища. Если Мона не выдаст меня раньше.
При свете фонаря отвесный меловой берег казался крепостной стеной, непреодолимой и нескончаемой.
Ипор спал. В отблесках синих неоновых огней казино, терзавших своим светом ночную мглу, я стал искать глазами «фиат» Моны среди десятка машин, припаркованных на стоянке напротив моря. Не нашел. Наверняка Мона бросила его где-нибудь в глухом переулке.
В этот час светлые ставни в комнатах «Сирены» плотно закрыты.
В моей комнате.
И в той, где спала Мона. Одна.
Невидимая рука сжала мне сердце. Я шагнул на темный причал, изо всех сил стараясь сосредоточиться и не отвлекаться на мелочи. Терять время больше нельзя. Последние две сотни метров представляли собой наибольшую опасность: на сонной деревенской улочке всегда есть риск встретиться с нежелательными лицами. Возможно, полиция объявила меня в розыск или что-то в этом роде, например, пообещала недурное вознаграждение тому, кто выдаст им хромого насильника. Никогда еще я не чувствовал себя настолько уязвимым. Здесь, в отличие от квартала-4000, невозможно раствориться в лабиринте лестничных клеток или подземных парковок, соединяющих густонаселенные многоэтажки.
До дома Кристиана Ле Медефа двести метров по открытому пространству.
Я двигался бесшумно, не смущая сон обитателей Ипора мрачным постукиванием, иначе говоря, не уподобляясь капитану Джону Сильверу, возвращавшемуся на «Эспаньолу».
Со временем я научился скользить протезом в нескольких миллиметрах от асфальта.
Неожиданные звуки заставили меня вздрогнуть.
У меня за спиной.
Я ускорил шаг, а затем резко остановился.
Звуки не стихали. Напротив, нарастали. Размеренные… Приближающиеся.
С сильно бьющимся сердцем я съежился под портиком агентства «Ипор-недвижимость», пытаясь целиком уйти в тень.
На холодной улице послышалось хриплое дыхание. Топот шагов по тротуару участился. Несколько секунд ожидания превратились в бесконечность, затем по мне пробежала тень.
Старый пес не меньше меня удивился нашей встрече.
Я приложил палец к губам, давая ему понять, что пора прекращать шуметь. Подчинившись, он сел, но стоило мне двинуться по улице, как он пошел следом, соблюдая дистанцию в несколько метров.
Его желтые глаза напоминали фары, свет которых не освещал ничего. Несчастный серый пес скакал на трех лапах. Без деревянного, алюминиевого или карбонового протеза для облегчения передвижения, только негнущаяся культя, подогнутая под углом и покрытая шерстью. Быть может, он преследовал меня исключительно из зависти?
Я остановился перед домом Ле Медефа и тотчас заметил, что сквозь ставни первого этажа пробивается свет.
Мой свидетель не спал! Держу пари, этот депрессивный тип еще и страдал бессонницей.
Пес сел на тротуаре напротив, видимо, собираясь ждать меня.
Я вошел в калитку и тихонько постучал в дверь.
Нет ответа.
Я повернул ручку, уверенный, что она не откроется и мне придется придумывать способ, как сообщить Кристиану Ле Медефу о своем приходе, при этом не перебудив весь квартал.
Зря!
Дверь открылась, словно Ле Медеф ждал моего визита. Я осторожно вошел в дом и тихо, едва слышно произнес:
— Кристиан? Кристиан Ле Медеф?
Мне не хотелось, чтобы этот параноик выстрелил в меня.
Ответа не было. Лампочка освещала высокую лестницу. Возможно, депрессивный Медеф накачался снотворным…
Атаракс…
Поднимаясь по лестнице, я старался топнуть на каждой ступени. Плохо закрепленные лестничные перила дрожали в моей вспотевшей ладони, мне даже показалось, что они вот-вот рухнут. Разве Кристиан Ле Медеф получал деньги не за то, чтобы поддерживать дом в порядке?
Я ступил на ковровое покрытие, устилавшее лестничную площадку.
— Кристиан?
По-прежнему ни звука.
Я осторожно толкнул дверь спальни, ожидая найти Ле Медефа в постели. Обколотого или пьяного.
Глаза мои уперлись в пустоту.
В комнате никого не было. Безупречно заправленная кровать. У изголовья рядом с зажженной лампой книга. На стойке для одежды немного барахла: пижама, футболка, бежевый пуловер.
Комната старого холостяка.
Я остановился, собираясь с мыслями. Едва слышное потрескивание сбило меня с толку. Я вприпрыжку спустился по лестнице.
«Комната старого холостяка», — повторял я про себя. Однако этот холостяк встает очень рано! Ясно же, что Ле Медеф уже встал. Звуки, сбившие меня с толку, больше всего напоминали треск плохо отрегулированного транзистора. Ле Медеф, похоже, завтракал. Я засеменил по выложенному черной и белой плиткой полу. Помимо прихожей, на первом этаже была всего одна комната: небольшая кухня, совмещенная с гостиной.
В центре стоял стол. И стул.
Я застыл на пороге, не в силах пошевелиться.
Черт, что здесь могло произойти?
На столе стояла тарелка. Кусок мяса, явно пережаренного, утопал в море спагетти. Рядом наполовину опустошенный стакан красного вина и почти пустая бутылка. Нож, вилка, клетчатая салфетка, все на своих местах. Половинка багета.
И ни следа Ле Медефа.
— Кристиан? — снова позвал я.
«Франция, которая не спит, на излете ночи», — глухо ответил мне транзистор, прежде чем запустить «Мой старик» в исполнении Даниэля Гишара. На случай, если Кристиан в душе или в туалете, я позвал громче.
Ничего.
Сегодня Ле Медеф не ночевал дома.
Он даже не завершил свой вчерашний ужин.
Мой мозг отказывался соображать.
Черт, что могло случиться?
Я быстро обыскал каждый угол дома общей площадью не более шестидесяти квадратных метров и убедился, что Ле Медефа в нем нет. Не было и трупа Ле Медефа…
Ничего. Только несколько личных вещей, одежда, книги, ноутбук, пароля к которому я не знал, полный холодильник, стопка местных газет, лекарства, антидепрессанты, но среди них ни атаракса, ни анафранила…
