Папа придвигается еще ближе ко мне.
Паук опускается мне на плечо, его лапы щекочут мне шею.
— Конечно, нет, Софа! Как тебе только такое в голову пришло? Никогда больше этого не повторяй. Слышала, Софа? Никогда. Ты должна доверять мне, всегда, всегда доверять, что бы тебе ни сказали и что бы ты ни увидела. Все, нам пора, берем сумку и уходим.
Меня трясет. Слышать ничего не хочу. И с места не сдвинусь.
— Папа, я знаю, что это ты ее убил. Кроме нас, в доме никого нет.
— Софа, хватит болтать глупости, я все время был с тобой.
Паук сползает к моему сердцу, другой паук тем временем снова опускается на мои волосы. Я дрожу. Я плачу. Я знаю, что я права.
— Ты не принимал душ! Ты ее убил, чтобы забрать ее машину. И чтобы забрать ее дом. И ее вещи тоже. И одежду мальчика, которая сейчас на мне.
И тут я понимаю, что ору все громче и громче. Паук внезапно взлетает над моей щекой. До меня не сразу доходит, что мне влепили пощечину.
Я отступаю, мгновенно онемев от удивления.
— Все, Софа, хватит! Мы не можем задерживаться! Отвернись!
— Нет!
Паук снова поднимается, он угрожает мне.
На этот раз я сдаюсь.
Папа открывает дверцу желтой машины со стороны пассажирского сиденья. Очень тихо, осторожно, почти бесшумно.
Даже если я этого не вижу, я все равно знаю, что сейчас делает папа.
Он вытаскивает старушку из машины, не обращая внимания на то, что кровь заливает сиденье. Ему наплевать, что она умерла. Ему наплевать, что она больше никогда не сможет поиграть с мальчиком, чьи шорты, рубашка и сандалии сейчас на мне.
Ему на все наплевать.
Кроме одного. Ему нужна машина, чтобы жандармы его не догнали. Потому что он убил маму, теперь я в этом уверена.
Потому что он ее убил и не хочет, чтобы его посадили в тюрьму.
9 ч. 11 мин.
— Софа, можешь повернуться.
Папина голубая рубашка вся в крови.
Я вижу старушкины ноги, они торчат из-за двух старых шин и газонокосилки.
— Садись в машину, Софа. Мне очень жаль, что пришлось дать тебе пощечину, но у меня не было выбора. Хотя ты еще маленькая, но ты должна понять. Нам надо любой ценой двигаться дальше. Вот посмотришь, Софа, я покажу тебе удивительные пейзажи, ты таких никогда не видела…
Красивые пейзажи?
Я сижу на заднем сиденье машины.
Машины, которая принадлежит покойнице.
Папа сошел с ума.
— Не нужны мне никакие пейзажи. Я маму хочу увидеть!
Папа снова успокоился.
— Тогда, Софа, ты должна ехать со мной. И доверять мне. Если ты хочешь увидеть маму, сегодня днем нам надо оказаться на другом конце острова.
— Ты мне обещаешь?
Не знаю, зачем я об этом спрашиваю. Все равно я ему не поверю.
— Да, солнышко. Да. Я тебе обещаю.
9 ч. 17 мин.
Марсьяль то поглядывает в зеркальце — присматривает за Софой на заднем сиденье желтого «ниссана», то смотрит прямо перед собой — нет ли там каких подозрительных признаков. Пока что дорога почти пустая.
Марсьяль проезжает всего-навсего километр.
Не больше.
Дорога на Сен-Пьер впереди перегорожена. От полицейского заграждения, устроенного перед круговым перекрестком на шоссе, ведущем к Брюникелю, на несколько сотен метров растянулась вереница машин. Слегка сдвинувшись вправо, Марсьяль наблюдает за происходящим. Полицейские останавливают каждую машину, проверяют документы водителя, всматриваются в каждого пассажира, открывают багажник. У него нет ни малейшего шанса проскочить, несмотря на то что Софа переодета мальчиком, несмотря на то что он попытался, как мог, изменить собственную внешность, сбрив бороду и брови, надев очки с толстыми стеклами и глубоко надвинув бейсболку с широким козырьком.
Отец с шестилетним мальчуганом.
Без документов.
Они непременно что-то заподозрят.
Ничего не выйдет. Он попал в западню.
Внедорожник позади него сигналит. Он еще больше сдвигается в сторону, давит корни деревьев.
Марсьяль исподтишка поглядывает на Софу, неподвижно сидящую на заднем сиденье, и раз за разом прокручивает в голове не имеющее решения уравнение.
Полицейские ищут отца с шестилетним ребенком.
Есть только один способ решить уравнение. Решение жестокое для Софы, еще более чудовищное, чем все то, что из-за него пришлось испытать дочери, еще более травмирующее, чем история в гараже с трупом этой старухи.
И все же у него и на этот раз нет выбора.
Он как можно незаметнее маневрирует, и Софа таращит на него удивленные глаза.
— Папа, почему мы разворачиваемся?
27
Золотой локон
9 ч. 19 мин.
— Айя! Айя!
Капитан Пюрви в конце концов просыпается. В небе покачиваются лица Кристоса и Мореса — словно ангелов закрепили на пружинках. Айе требуется несколько секунд на то, чтобы осознать: качается она сама, лежит в гамаке, подсунув под голову ноутбук вместо подушки. Она осторожно выбирается из гамака, опираясь на протянутую руку Кристоса.
— Что-нибудь новенькое есть? — осведомляется капитан Пюрви, глядя на часы и пытаясь понять, долго ли она спала.
Два часа восемнадцать минут. Нормально, но вместе с тем слишком много.
Морес отвечает первым:
— И да, и нет. Мы толком не знаем, потому и решили тебя разбудить. Нам сообщили, что пропала Шанталь Летелье, шестидесяти восьми лет, проживающая на улице Мальдив. По словам друга, у которого она ночевала, около восьми утра она собиралась на минутку заскочить к себе домой, а потом присоединиться в Ла-Салине к нему и другим пенсионерам. Все они состоят в одном и том же клубе, играют в го. Клуб называется «Го Додо». На самом деле! В клубе все еще ждут ее… Уже полчаса звонят ей домой. Никто не отвечает…
Айя потягивается, явно разочарованная. Проводит руками по лицу — ей кажется, что после этой сиесты в гамаке у нее на лице отпечатались ромбы сетки.
— Угу… Бабулька наверняка застряла в пробке. Или уснула. Есть там хоть какая-то связь с Бельоном?
— Кое-какая, — отозвался Морес.
Его большие глаза налиты кровью. Морес безостановочно моргает, как будто его веки, подобно двум лепесткам бугенвиллии, треплет океанский ветер.
— Связь, правда, за уши притянута, Айя, — уточняет он. — Шанталь Летелье живет в двух шагах от ботанического сада. А вчера поздно вечером нам позвонила дежурная из «Эдема» и сообщила о том, что во второй половине дня видела пару, по описанию напоминающую Бельона и его дочь.
