А вот с мужем ее он был слегка знаком, развратным негодяем, мотом с круглым брюшком, словно заглотил бочонок, и это рыхлое тело покоилось на тоненьких ножках. Печаль мадам понятна. Но ведь и утешить теперь было кому. Абрам взял ее нежную ручку, коснулся губами, не отпуская, поднял глаза на красавицу и спросил проникновенно:
– А имя?
– Жанин, мсье.
Огни фейерверка сверкали в глазах Жанин, и была она прекрасна, как... как... черт знает кто! Повинуясь голосу плоти, он привлек мадам де Арле – кстати, она даже не упиралась – и с африканской страстью поцеловал в губы! Замечательно, что голова Абрама была перевязана, иначе она просто треснула бы от прилива крови. Ну и чего тянуть?
– Сегодня или никогда! – пылко произнес он. – Где ваша комната?
– Вы... не смеете мне...
– Где ваша комната? – и только крепче сжал мадам де Арле.
– В левом крыле со стороны сада на втором этаже. У меня всю ночь горит лампа... – произнесла она в замешательстве и вдруг спохватилась: – Нет, нет, не приходите...
Он еще раз многообещающе ее поцеловал, чтоб не забыла и представляла, что ждет ее впереди, после чего помчался к придворным.
Дождавшись, когда неугомонный Версаль затих, он очутился у крыла, где, надеялся, одно окно... А их горело три! Как же быть? Приложив титанические усилия, Абрам забрался на второй этаж, зацепился руками за подоконник и повис, но все же заглянул в комнату. Смутившись, он спустился вниз – не Жанин была в объятиях мужчины. Зато во второе окно залез легко. От древнего дерева тянулась толстая ветка, по ней и полз Абрам, как пантера, рискуя сорваться, да что не сделаешь ради любви. Под пологом на широкой постели спала женщина. Наконец! Она лежала на боку спиной к Абраму. Он осторожно присел на край постели и тронул за плечо ее, уставшую ждать, наверняка уснувшую. Она медленно поворачивалась к нему, а он, предвкушая наслаждение, нетерпеливо наклонялся к ее лицу, дабы сразу приступить к жарким поцелуям... и замер.
Нет, она не закричала, увидев негра на своей постели, через секунду испуганно вскрикнул он, так как едва не принялся целовать сморщенное и беззубое существо, спросившее голосом престарелой вороны:
– Вы ко мне? Ах, какой баловник.
Под хохот старухи Абрам кубарем слетел вниз, чудом не переломав кости.
Осталось третье окно. Но теперь Абрам был предусмотрительным и прежде хорошо рассмотрел, кто лежал на постели...
* * *
Павел шагнул в комнату, тронул дверцу старого шкафа. Издав тягучий, заунывный скрип, она открылась. Вещи Стеллы так и висят, покрываясь пылью, поедаемые молью. Он прилег на кровать, зажмурился. Последнее время он плохо спит. Не то чтобы бессонница, а так, вроде спит, но все слышит. Звуки, звуки...
Тишина имеет свои звуки, беспокойные. Это дом всегда нагоняет тревогу. Вся жизнь здесь прошла в ожидании беды, ожидания оправдывались. Но тогда причины были в отце. Откуда сейчас взялось это чувство беспокойства и ожидания чего-то плохого, что должно вот-вот случиться? Может, то, что произошло в доме пять лет назад, никуда не исчезло, а замерло, растворилось в стенах и теперь пугает тишиной?
В ту ночь он не спал. Лежал, думал, ждал. Она пришла под утро, бесшумно разделась и скользнула под одеяло.
– Я все знаю, – сказал Павел.
– Что – все? – испугалась Стелла.
– Ты села в машину, я видел. Ты проститутка.
– Да, – просто ответила она, точно речь шла о естественных вещах.
– Ты... Моя сестра... Ты не должна была... Грязная шлюха!
– Это работа, Павлик. За нее платят. Просто работа.
– Тебе нравится, я видел. Ты смеялась с девчонками, такими же, как ты.
– Потому что работа. Ничем она не хуже любой другой. У меня не было выбора, Павлуша. Помнишь, мы голодали? Это такое скотство, когда люди голодают... Не суди меня. Это же так просто: чтобы жить, человек должен есть, еду можно купить, а если нет денег, как купить? Видишь, все очень просто. Обыкновенный способ выжить. А теперь давай спать...
– Я так тебя люблю, а ты...
Он обнял ее, чуть не плача, уже жалея сестру и ненавидя себя за сказанные злые слова.
– Спи, ангел мой, спи. О Мадонна, как я устала...
Стелла не была католичкой, они вообще жили вне веры. Мадонну часто поминала мать, сестра, видимо, унаследовала от нее в тяжелые минуты обращаться к Мадонне.
За завтраком Павел ни словом не обмолвился о вчерашнем. Не было ничего! Только Стелла как-то странно рассматривала его, подперев подбородок кулаком, чем слегка смущала брата.
– А ты вырос, я и не заметила, – печально вздохнула она. – Совсем взрослый.
Стелла запретила проводить ночи в ее постели. Павел полностью переселился в свою комнату – чужую, одинокую и неуютную. Когда ее не было дома, он заходил к ней, открывал шкаф, обнимал вещи на вешалках и вдыхал запахи. Однажды, вернувшись вечером с тренировки, Павел с порога услышал, что на половине отца идет очередной загул. Постучал к Стелле. Она сидела на подоконнике и курила папиросу, выдыхая дым в форточку.
– Дай мне, – потянулся за папиросой Павел.
– Не эту, – кинув ему дорогую пачку сигарет с фильтром, сказала: – Вот кури. А ты разве куришь?
– Пробовал.
Она была немного на взводе, девушку водило из стороны в сторону, глаза с поволокой. Павел приблизился к сестре, принюхиваясь, спросил:
– Ты пила?
– Нет, – рассмеялась она. – Не люблю пить. Так, устала очень, немного расслабилась...
Спрыгнув с подоконника, Стелла не устояла на ногах, неловко повалилась на брата, рассмеялась. Павел подхватил девушку на руки и застыл, так здорово было держать ее.
– Какой ты сильный, Павлуша... Ты самый лучший. Мне надо полежать... голова кругом... Не обращай внимания. Немного поспать... надо...
И у Павла пошла кругом голова. Положив сестру на кровать, сел рядом. Он всю ночь будет сидеть и смотреть на нее. Настольная лампа светила ей прямо в лицо, тени от ресниц падали на скулы...
Она тоже самая лучшая. Павел развернул абажур в сторону, чтоб яркий свет не бил в лицо сестре, в полумраке Стелла стала еще красивее. Такая длинная шея, плавно переходящая в плечи, только у его сестры. И белая кожа... Рука сама потянулась погладить шею, неосторожно задела халат, обнажив плечо и часть груди. В Павле проснулась нежность, он прикоснулся губами к шее, плечу... Пальцы сдвинули халат, осторожно потрогали грудь, а губы прижались к розовой точке... Стелла вроде спала, но вдруг выгнулась, глубоко вдохнула... Кажется, ей понравилось, – догадался Павел. Он гладил ее гладкое тело, бугорки грудей, забыв, что ласкает родную сестру. Незаметно для себя поцеловал ее в губы далеко не братским поцелуем... Что же Стелла? Ответила на поцелуй.
