С: Давай. Какой цвет ты хочешь?
Ж: Я выбираю… Выбираю…
Огонь или дым
Похоже, началось ещё ночью, а то и вчера вечером. Потому что утром, куда ни глянь, всё было утыкано дымными ниточками. Погода стояла безветренная, и они не колыхались. Словно высаженные ростки на поле, робко тянулись вверх. И на одинаковой высоте растворялись в пропечённом воздухе.
Синий и пурпурный дым. От каждого сигнального столба.
«Внимание! – вот что это значило. – Всем внимание!»
Ночью был огонь – и три коротких подмига.
– Гонец пробегал, – сообщил смотритель, одной рукой подкладывая в уличную печку хворост, а другой придвигая котелок в центр плиты. – Облава. Лишнего ловят… Кашу будешь? С мясом!
– Буду, – я потянулась, покрутила головой, подвигала плечами, разминая мышцы. – А что там? Кто-то пропал?
– Девятерых недосчитались. Три юницы, две охотницы постарше и пастухи. Может, загуляли где. А может… – он не договорил и тяжело вздохнул.
«Лишние» – так называют отшельников, о которых никто не знает. И вообще людей, о которых никто не может ничего сказать. Ещё так могут назвать преступников, чьи имена известны. Но чаще – именно незнакомцев, которые скрывают себя.
У каждой деревни есть свои выселки, порой так далеко от дорог и полей, что не каждый слышал, что они существуют. И что кто-то живёт там, месяцами, а то и годами обходясь без человеческого общения.
Выбравшие одиночество выбирают суровую жизнь, в которой надо всем себя обеспечивать. Иногда отшельники ведут активный обмен, поставляя то, что собирают или выращивают. Иногда к старости переселяются в деревню. Иногда старательно прячутся до самой смерти. Но общим остаётся одно: о них знают как минимум старейшины.
Никому не известный чужак – беда серьёзнее бешеного тигра. Словно вонь, за ним тянутся проступки и преступления. И он совершает новые, вновь и вновь. Неспособный осесть на одном месте, непригодный к честному странствию, Лишний удовлетворяет свои потребности воровством, грабежом и насилием. Такому человеку уже нечего терять…
Его могут пожалеть, если он не нанёс непоправимого вреда. «Пожалеть» – это значит позволить отработать и примириться со всеми, кого он обидел. Но если он снасильничал или совершил убийство, прощения ему не будет.
Проблема состояла в том, что район облавы располагался прямо на Большом Маршруте.
– Может, переждёшь? – тихо спросил смотритель, проверяя крепление копья.
Его голос как будто потеплел.
– Он не выйдет на дорогу, – отозвалась я, поправляя свою яркую шапочку. – При облаве повсюду носятся гонцы с обновлениями. Дорогу будут прикрывать в первую очередь…
Я не стала добавлять, что когда-то сама так носилась.
Почтовая Семья обязана выделять вестниц и вестников на общественные мероприятия. Но отбирают только добровольцев. Дело это изматывающее и неприбыльное. И пугающее – в тот раз были леопарды-людоеды, от когтей и клыков которых трое деревенских погибли, а пятеро были серьёзно ранены.
Принято считать, что на дороге нечего бояться. Смотрители следят за прилегающей территорией, и в случае чего предупреждают… Но риск есть всегда. Каждому пришлось укрощать свой страх. И кое-кто вышел из Семьи. Потому что бывают моменты, когда сообщение важнее гонца, и если для тебя это невыносимо, на дороге тебе делать нечего.
Впрочем, нам пришлось мотаться по задам, за спинами загонщиков, в безопасной зоне.
– Я сообщил, что ты бежишь, – сказал на прощанье смотритель.
«Вестница» – это прерывистый белый дым. Я часто его замечаю. А ночью это два долгих подмига, короткий и снова долгий. Но их я ни разу не видела.
– Посты уже выставили, – зачем-то добавил он. – Всё равно подумай. В нашей деревне тебе будут рады.
Будь у меня что-то другое, не наследная правка, вполне вероятно, меня бы просто не отпустили. Заставили бы отсидеться, пока всё не уляжется… Да и заставлять бы не пришлось – мне самой не очень-то хотелось попасться Лишнему в лапы.
Если в отшельники уходят и женщины тоже, Лишними бывают только мужчины. Говорят, такое бывает из-за тормоза – если неправильно подобрали состав. Или такой организм, что он не принимает торможения так, как надо… Я никогда не интересовалась подробностями – хватало понимания, что только физически сильный мужчина выдержит тяготы одинокой жизни.
На картинках в книгах были косматые великаны с дубинами или камнями, совсем без одежды. Угрюмый взгляд исподлобья, оскаленный рот, отросшие ногти как когти – полулюди-полузвери, опасные вдвойне, вот кем были Лишние!
Случалось, мелкие пацаны задирали друг друга, обзываясь этим словом, но от парней постарше я такого не слышала. Потому что одно дело хвастаться друг перед другом, совершать глупости, подворовывать напоказ, драться, и совсем другое – представить себя обозлённым на весь мир изгоем.
Нас учили, что против Лишнего бесполезны слова. Надежда лишь на быстрые ноги. И если встретишь такого, то надо со всей мочи удирать и звать на помощь. Тогда есть шанс, что отстанет: они хоть и отчаянные, но не совсем безумцы. А бывает, что совсем – такие кидаются на толпу и не испытывают страха. По-всякому бывает.
Самое опасное – засада.
…Вспоминая инструктаж, я в который раз поёжилась. Ладно, у меня скорость, и я налегке. А как торговкам или переписчицам? Или одиноким странницам. Я читала историю из путешествий знаменитой Аланы Шаддат: как она несколько часов бежала, пока за ней гнался Лишний. Под конец она обессилела и упала, но к счастью, вблизи оказался смотритель.
Тогда тоже устроили облаву.
Деревня, куда я прибежала к вечеру, поразила тишиной и безлюдьем. Все, кто был слаб, сидели, запершись. Остальные ушли загонять и сторожить дорогу.
В доме старейшины, куда меня пригласили, подали холодный ужин – лепёшки с копчёным мясом, салат, бананы. Похоже, кухня отправилась вслед за большинством.
Ела я в одиночку и ночевала тоже одна, в большой гостевой комнате. Утром молочно-седая старейшина молча вручила мне правку – и я побежала дальше.
Впереди клубился белый дым: весть о моём движении передавали по цепочке. Мол, ждите, скоро будет вестница.
Постовые с сосредоточенными лицами приветственно кивали мне, когда я пробегала мимо. Моя белая торба лучше всяких слов объясняла, почему я не стала пережидать.
А может, дело не в срочности? Если бы я нарушила график, облава на Лишнего стала бы весомым оправданием. Тоже всем понятным. Может быть, не следовало рисковать ради десятка дней – случись что со мной, и опоздание наследной правки будет гораздо больше.
Но я уже целиком была во власти Большого Маршрута.
На станции, где я остановилась на обед, гонец из местных поделился последними новостями. Юниц нашли, пастухов – тоже, но от охотниц не было вестей. Правда, они частенько пропадали.
