Емъек смотрел на диковинную добычу и думал, что первый подарок для нового человека готов. Ведь это же так приятно, когда твоего отца описывают как, ну, не героя, но смелого и находчивого. Да и Брунга теперь узнает, какой он из себя!
«Здорово получилось!» – подумал Емъек, улыбаясь. Светлело, и теперь было видно, как сильно обуглился «шар». Определённо, сдох!
И вдруг пугающая мысль стёрла улыбку Емъека.
«А если родится девочка? Девочки так не умеют! Вдруг ей будет обидно?»
Восемь чёрных поросят
«Хоть на улицу не выходи», – подумала я, заметив поросёнка у нижней ступеньки крыльца.
За последние дни эта мысль успела стать привычной. Что неимоверно раздражало: такое становится привычным!
Поросёнок был знакомый – его она разукрасила первым. Весь в распустившихся орхидеях, бутонах, листиках и завитушках. На чёрной поросячьей коже белые и красные татуировки смотрелись приятно, не поспоришь. И нанесены они были с бесспорным мастерством: хрюшка подросла, шкура растянулась, но узора это ничуть не испортило… И это бесило по-настоящему!
«Попадётся под ноги – пну», – решила я и начала спускаться.
Но не зря свиней считают умными: когда я оказалась внизу, поросёнка и след простыл.
Злости во мне было так много, что я постояла, держась за перила, пока голова не очистилась. Думать следовало о приятном. Например, что урожай богатый, что его успели убрать, что заготовленного хватит при самом неудачном раскладе, и ещё на торговлю останется.
Перед сезоном дождей планируют на год вперёд. Ничего нельзя упустить, обо всём следует позаботиться! И надо же такому случиться, чтобы в самый разгар приготовлений явилась эта… эта…
Даже мысленно у меня не получалось придумать достойного определения для новенькой. Просто «новенькой» называть её тоже не хотелось. Это прозвище для человека, который пришёл, чтобы остаться. Для того, кого приняли. А я не хотела принимать её и признавать.
Впрочем, это моё личное мнение. Как старейшина, я сделала всё, что полагалось делать в подобных случаях: выслушала и распорядилась.
Птеша из Высокого Брода была обычной – так мне показалось вначале. Она хотела переселиться в Солёные Колодцы. Я не стала спрашивать, почему именно к нам. На таком вопросе человек всегда врёт. Захотела – ну, так добро пожаловать.
Детей у неё не было и быть не могло, сколько она ни пыталась. Потому и ушла из родной деревни – не первый такой случай на моей памяти.
Но никогда такого не было, чтобы женщина, которой врачи вынесли печальный приговор, лично разыскала всех несостоявшихся отцов и проследила – а в половине случаев своей рукой поставила уточнение, что на них вины нет.
Это всегда делают старейшины. Никому в голову не придёт вмешивать женщину: у неё и так хватает забот! А чтоб сама…
На этом странности не кончились.
Разобравшись с мужчинами, чудная Птеша занялась женщинами. Ну, и мужчинами заодно. Кто к доктору приходил, за тем и ухаживала. И доучилась до лекарки: экзамен сдала троим. Их я знала, как и их подписи.
Казалось бы, выучилась – лечи. Хочешь, странствуй, хочешь, осядь где, везде тебе будут рады. Так нет – оставив врачевание, Птеша устроилась ученицей к татуировщику! Причём ученичество было формальностью – она была одарённой самоучкой, с юности практиковалась, и всего за год заслужила сертификат на плечо.
Слушая об этом, я даже губу прикусила, чтобы не спросить, чего не следует. Но не моя забота – лезть к человеку с вопросами о его судьбе. Я – старейшина, мои обязанности – выяснить, каким делом хочет заниматься новоприбывшая, каким может, а каким не сможет никогда.
– Я пока осмотрюсь, – сказала Птеша, – свинок своих повыращиваю.
Половину тележки, в которой она везла своё барахло, занимали чёрные юркие поросята. «Зачем она их волокла в такую даль?» – удивилась я тогда. Но смолчала. И отдала ей дом, который раньше принадлежал Тари, матери Брунги. Жить в нём никто не собирался, хотели определить его под гостевые, но всё сомневались, уж больно крепкая у него была пристройка под хлев. Гостям такое ни к чему – в таком доме надо жить.
И теперь в нём поселилась проклятая Птеша со своими поросятами.
Когда я увидела первого, в цветочках, то ещё ничего не поняла. Не до того мне было – как раз убирали с просушки фасоль и спешили управиться до того, как привезут тыквы.
Уже на втором поросёнке всё стало ясно. Я застыла посреди улицы как громом поражённая. И так захотелось пойти к этой наглой Птеше и всё ей там разнести, что я чуть не заплакала от бессилия!
Чёрная поросячья кожа была покрыта аббревиатурами, означавшими «Солёные Колодцы» – именно такой знак накалывали всем, кто стал достаточно взрослый, чтоб в одиночку пойти к соседям. Я сама татуировала эту метку, наверное, сотню раз!
Мало того, Птеша изобразила его разными способами, крупным шрифтом и самым малюсеньким, белой тушью, красной, жёлтой и синей. И даже дорогущей пурпурной.
Стиснув кулаки, я двинулась дальше по улице.
«Ты видела? И как тебе?» – спрашивали меня в тот день и назавтра. И каждый раз я отделывалась скупым: «Хорошо».
Никогда я не представляла, что доживу до такого! Со всем можно справиться: с болезнями, с полчищами змей, с бешеными обезьянами и с фантазиями Инкрис Даат. А такое как вынести?
Одно хорошо: у меня накопилось столько дел, что мучиться было некогда. И лишь вечерами, лёжа в постели, я вспоминала об оскорблении и гадала, почти со страхом – вот, до чего она меня довела! – что же проклятая Птеша изобразит на следующем поросёнке?
В третий раз она, определённо, хотела довести меня до сердечного приступа. Это опять была каллиграфия – видимо, на тот случай, если я чего-то недопоняла. А стиль был единый – «паутинка», как его называют в прописях. Самый сложный и самый красивый. И один цвет: красный. Чёрную гладкую шкурку поросёнка украшали цитаты из Утерянных Хроник.
Переписыванием этих цитат занимаются все, кого обучают письму, и не важно, на бумаге предстоит работать или на коже. Школьники первого круга каждый год соревнуются, кто изобразит ровнее. Готова поспорить, что Птеша брала первые призы.
Я сама брала. И выводила: «Эту правду не следует знать тем, кто обделён властью. Если узнают, беды не будет, но станет им печаль в сердце и слабость в делах. Потому что всякое знание имеет своё назначение. А если не к чему приложить, то к чему нести?»
Я была до того подавлена, что перепоручила Брунге Чобо принимать странницу из Зелёных Парусов, которая вошла в тот день в западные ворота. Странница прибыла ради Стены, ну, а я была не в состоянии опрашивать посторонних.
Дома приготовила себе успокаивающий отвар. Послушала Вайли – они с Аланой взялись перечитать все-все хроники, искали что-то для Инкрис, а попутно собирали другие чудеса.