За два с лишним десятка лет местность в Элее мало изменилась, хотя прибавилось много новых домов. Увидев недалеко от дороги в поле земледельца, Петр окликнул его. Тот подошел, кланяясь и прося благословения. Игумен спросил его, живут ли еще в деревне Косьма и Анна, у которых некогда были сыновья Феофилакт и Христофор и дочь Елена. Земледелец ответил, что Косьма уже несколько лет как умер, Елена вышла замуж и родила четверых детей, всё семейство живет тут же в деревне, Анна живет вместе с младшим сыном Христофором, а куда делся ее старший сын, пропавший много лет назад, никто до сих пор не знает.
– Не мог бы ты, почтенный, позвать сюда господина Христофора? – спросил Петр. – Скажи ему, что его хочет видеть один монах.
Селянин исполнил просьбу игумена, и вскоре на дороге показался невысокий человек лет тридцати пяти, крепко сложенный, с открытым жизнерадостным лицом. Он подошел к Петру и Иоанну и поклонился.
– Приветствую вас, отцы! Чем я, смиренный, могу услужить вам?
– Мир тебе, господин Христофор! – ответил Петр. – Мы, как видишь, странствуем… Я немного слышал о тебе. Скажи, почтенный, есть ли у тебя мать и брат?
– Да, мать моя жива и здравствует, слава Богу! Хотя она уже стара… А брат… – лицо Христофора омрачилось. – Брат у меня был, но тайно сбежал от нас больше двадцати лет назад, и с тех пор мы ничего не знаем о нем! Не знаем даже, жив ли он или, может, давно умер… Если б он был жив! Я так хотел бы увидеть и обнять его!
Иоанн искоса наблюдал за Петром и про себя изумлялся, насколько игумен владеет собой, что ничем не выдал до сих пор своего волнения, а ведь перед ним был родной брат, которого он не видел столько лет!.. «Это неестественно! – мелькнуло у диакона в голове. – Нет, это… это сверхъестественно!..» Петр между тем спросил:
– Что же ты сделаешь, если я покажу тебе твоего брата?
– О, я отблагодарю тебя, как благодетеля! – воскликнул Христофор. – А с ним не разлучусь больше во всю мою жизнь!
Петр шагнул вперед и сказал:
– Я твой брат. Итак, если хочешь, следуй за мной.
Пораженный Христофор несколько мгновений всматривался в игумена, стиснув руки на груди. Петр стоял, опираясь обеими руками на посох, бледный и как будто спокойный, но вдруг губы его чуть дрогнули, и он отбросил посох. И тогда Христофор со слезами бросился к нему в объятия. Братья сели тут же на траву у обочины дороги и принялись рассказывать друг другу о своей жизни. Христофор, как оказалось, в шестнадцать лет женился, но его супруга умерла на другой год после свадьбы, детей у них не было, молодой вдовец вернулся обратно к матери и с тех пор жил при ней, решив больше не обзаводиться семьей, поскольку счел, что Бог не благоволит ему пребывать в браке, раз так быстро забрал от него супругу. Теперь Христофор видел во всем этом Господень промысел.
– Я готов идти с тобой, брат! – сказал он, вставая.
Действительно, Христофор тут же ушел вместе с Петром, даже не зайдя домой и ничего не сказав матери. Оба брата вместе с Иоанном ушли за Пергам, на Иппскую гору, где поселились в одной пещере. Вскоре Петр постриг Христофора, назвав его Павлом. Никто не знал об их убежище, а вниз они не спускались. Недалеко протекал источник с очень вкусной водой, а питались они орехами, ягодами и плодами. Но в середине ноября к ним неожиданно пришел юный сын Елены, сестры Петра и Павла, и вручил письмо от Анны.
Лишившись второго сына так же странно и внезапно, как первого, мать оплакала их обоих, как мертвых, облачилась в темные одежды, почти ничего не вкушала, а вскоре и вовсе заболела от скорби и слегла в постель. «За что?!» – шептала она, глядя на темную икону Христа, висевшую на стене над кроватью. Сны Анны были беспокойны и беспорядочны, но однажды под воскресный день ей ясно привиделась пещера на лесистом склоне горы, а у входа в нее два монаха, один из них был Христофором, а в другом она узнала пропавшего Феофилакта. «Где вы? Где?!» – вскричала она во сне, протягивая руки к сыновьям, и услышала голос, будто очень издалека: «Иппская пещера у источника!» Проснувшись, она позвала внука, который с начала ее болезни находился при ней, велела отправляться на Иппскую гору и во что бы то ни стало найти обоих братьев. Она продиктовала мальчику письмо, где умоляла сыновей придти, чтобы она смогла хотя бы перед смертью увидеть их. Братья немедленно отправились в путь, захватив и Иоанна.
Когда два монаха, войдя в маленький беленький домик и пройдя в комнату, опустились на колени перед кроватью, где лежала старица, а она протянула к ним руки, Иоанн, вошедший следом и стоявший в дверях, повернулся и вышел обратно в прихожую. Внук Анны глянул на него вопросительно.
– Есть вещи, которые не только невозможно описать, мой друг, – тихо сказал диакон, в чьих глазах блестели слезы, – но даже и смотреть на них невозможно.
На другой день Анна попросила старшего сына постричь ее в монашество и к вечеру умерла, держа за руки обоих сыновей. Братья похоронили ее и вместе с Иоанном возвратились в Иппскую пещеру, где подвизались до весны, а после Пасхи отправились на родной Олимп. Но Петр пробыл там недолго: как только стало слышно о его возвращении, начали стекаться монахи, приходить страждущие разными болезнями, местные жители приводили одержимых бесами, приносили недужных детей, приводили даже больной скот. Наконец, игумен не вынес наплыва приходящих и вместе с братом Павлом, диаконом Иоанном и еще одним монахом ушел на Прекрасную гору: там посетители хоть и докучали, но всё же не так сильно.
Петр принимал всех, но исцелял только тогда, когда больные исповедовали православную веру и проклинали иконоборческую ересь. Однажды жители близлежащей деревни принесли к нему одного расслабленного, который не шевелил ни руками, ни ногами, и едва мог говорить; никто не мог взглянуть на него без жалости.
– Поклоняешься ли ты иконе Христовой? – спросил у него Петр. – Ведь я могу умолить Господа о тебе, только если ты веруешь православно.
– Всё, что ты повелишь мне, отче, – отвечал больной, с трудом ворочая языком, – я исполню беспрекословно. Но поклонения иконам я принять не могу, это нечестиво!
– Несчастный! – сказал ему игумен. – Зачем же ты тогда просил нести тебя сюда? Я не маг и не волшебник, я исцеляю только благодатью Христа. Но как я могу исцелить тебя силой Того, чьему образу ты поругался? – Петр взглянул на принесших больного. – Я весьма сожалею, но вам придется унести его отсюда.
Обескураженные знакомые расслабленного подняли носилки и пошли прочь от пещеры. Но, пройдя около ста шагов, передний вдруг остановился и опустил носилки на землю.
– Слушай, – сказал он сердито, – чего ради мы и впрямь тащили тебя сюда? Как смел ты возражать отцу Петру? Он Божий человек, чудотворец! Скольких он уже исцелил! А ты что сделал? Ведь ты всё равно что еретиком его назвал!
– И правда! – воскликнул второй носильщик. – Он, видно, возомнил, что больше знает о догматах веры, чем избранники Божии! Ну, так мы сейчас, дружище, тебя бросим, и лежи тут! Если ты такой православный, православнее святых чудотворцев, так уж, верно, сам себя и исцелишь!
