– Послушай, господин хороший, не наводи панику! Погибнем у берега? Что за чушь!
– Нет, не чушь. У берега волны в несколько раз сильнее, и корабль разобьет, как щепку! Это в хорошую погоду у берега безопасно, но не в бурю. В бурю надо держаться от него подальше, поверь мне! Сейчас нам лучше идти в открытое море.
– В море?!..
Навклир взглянул на Льва как на сумасшедшего, но в следующий миг его одолели сомнения. Он еще никогда не попадал в шторм и не очень хорошо представлял, чего тут можно было ожидать. До острова было рукой подать, и уходить в море казалось сущим безумием. Но в то же время вспоминались много раз виденные на прибрежных скалах обломки и рассказы о том, как суда гибли, «чуть-чуть не доплыв до гавани», у самого берега…
– Ну, и что мы будем делать, если уйдем в море? – спросил он, глядя на Льва сверху вниз. – Ветер, поди, станет так крутить и вертеть, гнать и кидать, что нас унесет за много миль отсюда… А если начнем тонуть, то уж точно не спастись никому!
– Судя по запаху, ты недавно смолил судно, – улыбнулся Лев. – Бог даст, оно выдержит. А чтобы нас не унесло… – он задумался на несколько мгновений. – Думаю, надо накидать за борт как можно больше толстых канатов, они не дадут ветру так легко вертеть нами, и кидать будет меньше.
Навклир задумался. Сказанное Львом не очень убедило его, однако надо было на что-то решаться – качка всё усиливалась, и было ясно, что команда вскоре не сможет справляться с судном. «Была не была!» – и навклир, помолившись Богородице и Георгию Победоносцу, приказал сделать поворот через левый борт и идти в море. Кормчий сначала не поверил своим ушам, а когда понял, что навклир не шутит, заявил, что не будет исполнять такой безумный приказ. На это навклир угрожающе ответил:
– В таком случае ты отправишься в трюм… или за борт!
С руганью и проклятьями кормчий с матросами поставили рулевое весло на левом борту и изо всех сил держали его, разворачивая «Европу». Пассажирам было велено или пособлять матросам удерживать весло, или спускаться в трюм. Лев хотел помогать, но навклир велел ему убираться вниз – команда была слишком раздражена на «безмозглого юнца, из-за которого все скоро отправятся к морским дьяволам».
Лев послушался, но вскоре понял, что это была ошибка: судно всё сильнее раскачивало, и всех начало тошнить, особенно выворачивало трех купцов, успевших в обед изрядно нагрузиться вином. Вскоре в трюме поднялась невыносимая вонь, а незакрепленные тюки стало кидать от стены к стене, люди едва успевали уворачиваться. Один из купцов рассек лоб о перегородку, после чего внезапно в ярости бросился ко Льву с воплем:
– Убью, собака! Из-за тебя мы все утонем!
Лев увернулся, купец потерял равновесие и упал, страшно ругаясь, а молодой человек, судорожно хватаясь за стены, тюки, ящики, пифосы, добрался до крутой лестницы и полез наверх. Команда уже совершила поворот, все канаты были вытравлены за борт, а парус убран, однако судно несло, казалось, в самый центр бури. Тучи совсем закрыли небо, и было темно, почти как ночью. Оказавшись на палубе, Лев едва удержался на ногах; если бы он вовремя не ухватился за канат, то, пожалуй, мог бы слететь за борт.
– Чего вылез?! – заорал на него случившийся вблизи навклир. – Жить надоело? Давай обратно!
– Не могу! – замотал головой Лев, схватил себя одной рукой за горло и высунул язык.
– Неженка! – прорычал навклир и, держась за снасти, подошел ко Льву и достав из мешка, висевшего у него на поясе, веревку, протянул ему. – Если остаешься тут, привяжись к мачте! Иначе я за твою жизнь не ручаюсь! Но поручусь, что отправишься к рыбам!
Ветер выл так, что Лев с трудом разобрал слова. Пока он привязывался, его едва не накрыло волной. Мачты зловеще скрипели, а море так бушевало, что в голову приходили мысли не то о всемирном потопе, не то о конце света. «Ну, вот, – подумал молодой человек, – вот наша жизнь – воистину “пар исчезающий”… Так вот учишься, учишься, а потом всё, что познал и приобрел, достанется рыбам… Обидно!.. Вряд ли рыбы оценят в человеческих мозгах что-нибудь, кроме их природного вкуса, – он усмехнулся. – Книг жалко!.. На дне они даже рыбам не пригодятся… Господи! – взмолился он. – Если эти книги кому-нибудь нужны, не попусти нам погибнуть за грехи наши!»
Буря продолжалась всю ночь. Только к утру ветер стал стихать, и появилось солнце, хотя волнение по-прежнему было довольно сильным, а мрачность неба на юго-востоке живо напоминало о пережитом шторме. Постепенно ветер изменился с южного на восточный, и навклир приказал вытянуть канаты, поставить парус и, сделав поворот через правый борт, идти к Хиосу, точнее, в ту сторону, где, как предполагал кормчий по положению солнца, остров должен был находиться. Хиос, действительно, довольно скоро показался на горизонте, и тогда удивленная команда поняла, что судно не так уж сильно оттащило. Из трюма мало-помалу вылезали пассажиры, шатаясь, с зелеными лицами, падали прямо на палубу и лежали, как мертвые; только охи и стоны говорили о том, что в этих телах есть жизнь. Когда люди более-менее пришли в себя, навклир повелел налить всем – и команде, и пассажирам, и гребцам – неразбавленного вина для согрева. Все улыбались друг другу – робко, словно еще не веря, что опасность миновала; многие крестились, шепча благодарственные молитвы. Навклир поглядывал вокруг с некоторой гордостью: всё-таки они пережили такой шторм, а паруса и снасти целы, и в трюме воды не так много, да и матросы почти все живы – смыло только двоих…
Когда они приблизились к той самой оконечности острова, где собирались пристать накануне шторма, раздался крик одного матроса:
– Человек за бортом!
Извлеченный из воды полумертвый юноша, плававший привязанным к сорванной с петель двери, когда пришел в себя и немного подкрепился вином, хлебом и солеными оливками, рассказал, что плыл на судне, которое шло с Самоса на Хиос и тоже не успело войти в порт до начала шторма. Навклир решил пристать к берегу, но когда они уже входили в бухточку, налетел первый шквал, паруса немедленно были сорваны, мачта упала, судно завертело и понесло сначала в море, а потом обратно, на прибрежные скалы. Началась паника, люди заметались по палубе, и Афанасий – так звали спасенного, – понимая, к чему идет дело, попытался найти какую-нибудь доску, увидел, что одна из дверей болтается уже на одной петле, сорвал ее, привязался и бросился в море. Он видел, как судно разбилось в щепы – похоже, кроме него, никто не спасся. Все слушали его рассказ, затаив дыхание, и невольно то и дело поглядывали на Льва.
– Ну, что пялитесь? – усмехнулся навклир. – Я вам говорил! Если б не послушались господина Льва, все бы сейчас были на дне!
Купец, набросившийся на молодого человека в трюме, бухнулся Льву в ноги и просил прощения, другие шепотом называли его «спасителем»… Лев сидел, как ни в чем не бывало, и чуть заметно улыбался. Он уже проверил свою драгоценную поклажу: книги в мешках были сухие, и это радовало его более всего остального, едва ли не больше, чем собственное спасение.
По прибытии на Хиос и внимательном осмотре судна, выяснилось, что нужно заделать течи и укрепить разболтавшиеся стяжки. Матросы с радостными воплями, захватив с собой «воскресшего из мертвых» Афанасия, отправились в близлежащий трактир как следует отпраздновать общее избавление от гибели. Набожные купцы пошли в храм – когда корабль швыряло в море, они дали обет пожертвовать на церковь деньги, если спасутся от смерти. Лев прохаживался по берегу, раздумывая, ждать ли ему починки «Европы» или перейти на какое-нибудь другое судно, чтобы побыстрей попасть в Смирну. Он уже знал, что двое купцов, на чьи уговоры поддался навклир, согласившись плыть до Хиоса напрямую, собираются пересесть – Лев слышал, как они препирались с навклиром относительно платы: тот требовал пять шестых полной суммы, а купцы соглашались только на три четверти… «Посейдон», куда собирались перебраться купцы, должен был отплыть на следущее утро, и Лев, еще поразмышляв, отправился на «Европу» забрать свою поклажу. Сначала он пошел внести плату – Лев не собирался торговаться и решил отдать полную сумму, ведь навклир и так понес убытки.
