– Это средства. А я говорю о цели. Ты жалеешь обитель, скорбишь, что с некоторыми братиями мы уже не встретимся… Увы, это так. Думаешь, мне, по-человечески говоря, не жаль обители? До слез иногда жаль! Но какая у нас цель? Встретиться всем на небесах! О тех обителях и надо воздыхать, а будут ли у нас еще земные обители – это как Бог даст. Враг всегда рядом, и сейчас он на нас ополчился внешне, а в мирное время больше борет внутренне, но что из этого опаснее и тяжелее, брат? Так-то! Ободрись! – и игумен вновь взялся за перо.
«Пусть услышат восток и запад о том, что совершается в Византии, и воздадут хвалу. “Там, где умножился грех, преумножилась благодать”. Здесь сильна борьба, здесь кровь течет, орошая Церковь Христову обильнее потоков Едемского рая… Бог поистине с нами, и живет семя праведных, и содержит в себе Христа золотой род мучеников, которого не преодолели и не преодолеют врата адова, по обещанию Неложного…»
24. Кровавое Рождество
Но кто-то должен стать дверью,
А кто-то замком, а кто-то ключом от замка.
(Виктор Цой)
Ранним вечером 24 декабря император, выйдя из Консистории, увидел, что в соседней зале его ждет Феофил. Юноша подошел и поклонился.
– Государь, позволь мне сказать тебе несколько слов.
Лев взглянул на крестника с тайным смущением. Отец Феофила был арестован утром этого дня. Накануне соглядатаи, среди которых был подосланный лично императором Иоанн Эксавулий, сообщили василевсу, что Михаил во время званого обеда у патрикия Прота, напившись, стал похваляться, будто занять трон ему ничего не стоит, что его поддержит двор, что «по львиному отродью плачет Принкипо», а насчет императрицы пошутил, что она «еще ничего» и он возьмет ее в любовницы, потому что собственная жена его «мало любит»… Лев пришел в ярость и немедленно велел арестовать доместика. Сильно был Михаил пьян или нет, соображал он, что говорил, или нет, но позволить, чтобы такие разговоры безнаказанно велись придворными, было нельзя. В сочельник с утра Лев, собравшись с избранными синклитиками в Асикритии, быстро расследовал обстоятельства дела, допросив свидетелей. Эксавулий высказал мысль, что Михаил, быть может, так осмелел, узнав об успехах мятежника Фомы.
– Уж не действуют ли эти двое заодно, государь? – сказал спафарокандидат многозначительным тоном.
Император приговорил прежнего друга и соратника к смертной казни, причем не простой, а нарочно придуманной для этого случая, чтобы произвести впечатление на возможных сообщников Михаила: преступника должны были живым бросить в печь царской бани. Часам к двум пополудни всё было готово для исполнения приговора, но тут случилось непредвиденное. Императрица, узнав о грядущей казни, прибежала в Асикритий, где Лев, уже готовый идти смотреть на погибель Михаила, отдавал последние приказания эпарху. В простой тунике, с растрепанными волосами, без всякого убранства, Феодосия вбежала в залу и закричала:
– Лев, остановись! Не делай этого!
Император и окружавшие его чиновники в удивлении воззрились на императрицу. Василевс нахмурился.
– В уме ли ты, жена? – гневно сказал он. – Твое ли дело вмешиваться в это? И что это ты в таком виде? Если уж за себя не стыдно, так не позорила бы меня!
– О, Боже! – вскричала Феодосия. – Не думала я, что мой муж – богопротивник! Как ты можешь совершать такое злодейство накануне великого праздника? Ты не стыдишься даже того, что готовишься вечером причаститься Тела Господня! Или ты совсем потерял страх Божий? Разве не заповедал Господь прощать врагов? Что ты хочешь сделать!
– Речь идет о врагах престола, – сурово возразил Лев.
– Речь идет об отце Феофила! Друга твоих сыновей, который любит тебя, как отца! Хороший подарок ты готовишь ему к Рождеству! Неужто ты действительно «зверь», как называют тебя? Как ты не боишься Божия гнева? Остановись, молю тебя!
Император, действительно, как-то позабыл о Феофиле. Теперь при мысли о крестнике он смутился, а напоминание жены о причащении за вечерней службой устрашило его.
– Хорошо, – сказал Лев после небольшого раздумья. – Я пощажу его…
«Сегодня, – добавил он мысленно, – а после Рождества видно будет». Вслух он сказал:
– Но он всё равно останется под стражей.
– О, пусть под стражей! – воскликнула августа. – Только не предавай его смерти!
Император приказал пока держать Михаила в Священном дворце закованным в цепи, под охраной великого папии; ключ от кандалов Лев решил хранить при себе.
Но не успели еще папия с воинами, посланными исполнить приказ императора, покинуть Асикритий, как Лев повернулся к жене и мрачно сказал:
– Сегодня ты удержала меня от греха… Но как бы и тебе, и детям не увидеть вскоре воочию, что из этого выйдет!
Тяжелое предчувствие, охватившее его в тот миг, весь день томило его душу, камнем лежало в глубине… Он хотел поговорить с Сергие-Вакховым игуменом, но всё не мог найти свободного времени. Церемонии, приготовления к празднику, доклады, доносы… Нескончаемая суета!..
Лев смотрел на крестника, и задавался вопросом, зачем Феофил пришел к нему. Просить за отца? Благодарить за то, что император пощадил Михаила?..
– Государь, – сказал Феофил тихо, глядя в пол, – я благодарю тебя за милость, оказанную моему отцу… Но я пришел, прежде всего, не за этим. Я хочу сказать, – юноша поднял глаза, – что все безрассудные слова, сказанные отцом против тебя… и его мечты о престоле… всё это сущее безумие, и я… Я бы не хотел, чтобы ты думал, что я хоть как-то сочувствую отцовским замыслам! Мне было бы больно потерять твое доверие…
Император был растроган. Он знал, что крестник любит его, но теперь увидел, что эта любовь была гораздо глубже, чем он предполагал. Лев положил юноше руку на плечо.
– Мой мальчик, – почти нежно сказал он, – знай: что бы ни случилось с твоим отцом… что бы он ни делал… это никак не коснется тебя и никак не отразится на нашем отношении к тебе. Ты по-прежнему будешь желанным и любимым гостем во дворце. И пусть мрачные мысли не тревожат твою светлую голову!
– Благодарю, крестный! – тихо сказал Феофил.
Император обнял его и поцеловал в лоб. «Как странно, что у такого прекрасного мальчика такой мерзкий отец! – подумал он. – Впрочем, это бывает не так уж редко… как и противоположное…»
В этот день занятий не было, но после литургии Навечерия праздника императорские дети вместе с Феофилом собрались в «школьной» – слушать чтение Слова святителя Григория на Рождество Спасителя. Иоанн Грамматик, стоя у аналоя, читал творение великого богослова, всякий раз заново восхищавшее слушателей своим великолепием.
«Христос рождается – славьте! Христос с небес – встречайте! Христос на земле – возноситесь! Пойте Господу, вся земля! И скажу обоим в совокупности: “да веселятся небеса, и да радуется земля” ради Небесного, потом Земного! Христос во плоти – с трепетом и радостью возвеселитесь: с трепетом по причине греха, с радостью по причине надежды. Христос от Девы – девы, девствуйте, да станете матерями Христу! Кто не поклоняется Сущему от начала? Кто не прославляет Последнего? Вновь рассеивается тьма, вновь является Свет…»
