– Как Георгий мне надоел! Вот я никогда не вмешивалась в то, как он воспитывал своих детей, а он считает своим долгом постоянно поучать меня на этот счет!.. И всё рвется скорей выдать тебя замуж. Хоть что с ним делай! Сколько уж я говорила ему, а он опять за свое… Правда, ты молода, и пока еще можно ждать, но когда-нибудь всё-таки придется ему сообщить о твоих намерениях… Я даже боюсь представить, что он тогда скажет!
– А не всё ли равно? – сказала Кассия немного сердито.
– Тебе-то, может, и всё равно, – вздохнула Марфа, – а мне выслушивать его крики и укоры…
– Да, – грустно отозвалась девушка. – Вряд ли он перестанет выдавать меня замуж в ближайшее время… Да и о ком ему заботиться, как не обо мне? – она усмехнулась. – Своих детей он уже всех устроил…
Анна, дочь протоспафария, благополучно вышла замуж за ипата, Марфа была на свадьбе племянницы и потом рассказала дочери, что пара выглядела очень красивой и счастливой… «Вот они, раскрашенные гробы, в которых скрыты страшные скелеты!» – с горечью подумала Кассия, вспомнив теперь об этом.
– Главное, он делает вид, что заботится о нас с тобой, а на самом-то деле думает о собственной выгоде, – сказала Марфа. – До чего противно иной раз слушать его!
– Главное, чтобы ты не склонилась на его сторону, мама, – улыбнулась Кассия, – а вдвоем мы дадим ему отпор!
– Я?.. Как я могу, ведь я же обещала Божией Матери, ты знаешь…
Да, Марфа готовилась сдержать данное шестнадцать лет назад обещание, но иногда ей было чего-то жаль. Красоты ли дочери, которую та собиралась упрятать под черные одежды, внуков ли, которые от нее не родятся?.. Втайне Марфа радовалась, что младшая дочь растет несколько легкомысленной, по сравнению с сестрой, – по крайней мере, ни о каких монастырях она не думала и любила играть «в семью»; пожалуй, от нее Марфа дождется внуков, если Бог благоволит… «Странно, – думалось ей, – когда я вымаливала первого ребенка, я думала только о нем, а сейчас, получается, думаю уже о продолжении рода…» Впрочем, если б Кассия и передумала идти в монастырь, ей теперь не так легко угодить. Какой ей муж-то нужен, чтоб она с ним не заскучала!.. Но вообще-то… этот молодой учитель…
Лев, впервые переступивший порог их дома в начале октября с рекомендацией от одного из уважаемых в столице преподавателей, предложив себя в качестве учителя для Кассии, нравился Марфе всё больше и больше. Пожалуй, если б он вздумал посвататься к Кассии и та согласилась бы, Марфа была бы совсем, совсем не против, несмотря на его бедность и некоторую неказистость… Зато во всех других отношениях – как хорош! Умен, поразительно начитан, такого спокойного характера, рассудительный, но и пошутить умеет… обаятельный… Да, очень обаятельный! Он напоминал Марфе покойного мужа. Правда, оставался еще один вопрос: отношение к иконам. Чтил Лев иконы или нет, было непонятно: Марфа с Кассией с самого начала решили не разговаривать с ним об этом, сам же Лев никогда не затрагивал вероучительные вопросы. Но Марфе казалось, что если он и не принадлежал к иконопочитателям, то и рьяным иконоборцем тоже быть не мог. По крайней мере, он был рад тому, что новый император прекратил гонения, и не выказал никакого недовольства, когда дом его ученицы наполнился гостями из числа монахов-исповедников. Да, вот со Львом Кассии не было бы скучно, это точно! Это ведь не те сыновья знакомых Георгия, чьи достоинства он опять расхваливал ей на днях… каковые достоинства сводились к размерам отцовских имений и количеству «выгодных связей» у родителей, да еще умению хорошо ездить верхом. Нет, вполне вероятно, что многие из них были так или иначе образованы и начитаны, но эти качества возможных женихов никогда не интересовали Георгия. А Лев… да, Лев – совсем другое дело! И не книжный червь, нет, – один раз он с улыбкой рассказал о том, как на Андросе ему пришлось перескочить верхом на лошади через глубокую расселину.
– Единственное, чего мне жаль, так это – что в той пропасти я потерял книгу Евклида, которую вез с собой! Пришлось потом заново ее переписывать.
– Что же тебя заставило скакать по пропастям? – спросила Марфа.
– Да вот, остров-то во многом дикий, особенно в гористой части. И пираты заглядывают, и разбойники попадаются, грабят по дорогам. А я из одного монастыря возвращался как раз, еду лесом, и тут окружили меня человек пять, с ножами, а один с дубиной. «Стой, – говорят, – чего везешь? Выкладывай денежки!» А у меня и денег никаких не было, только книга с собой и кусок хлеба засушенный. Я им так и сказал – не верят. Хочу проехать, а один из них достал веревку и лошадь мою заарканил. Ну, тут я вытаскиваю свой кинжал – а я с собой всегда возил, на случай, длинный такой, острый, – чик! – и веревку перерезал. Тот, что ее кидал, упал, остальные растерялись, а я лошадь стегнул – и вперед! Гляжу – а навстречу мне еще двое, верхом. Всё, думаю, попал… Свернул быстро в лес, на какую-то тропку, они за мной, я вперед, тут гора, я туда, сюда – и выехал к той расселине. Она не очень широкая была, но глубокая… Страшно, конечно, но, думаю, «лучше впасть в руки Божии, чем в руки человеческие», помолился про себя… Лошадь-то у меня хорошая была. Перемахнули мы с ней. Но пока я по лесу продирался, не заметил, как сума у меня развязалась, и вот, Евклид, только что переписанный, в той расселине и нашел свое последнее пристанище.
– А разбойники? – спросила Кассия.
– Они за мной прыгать не решились, – улыбнулся Лев.
– Ты, господин, прямо герой! – сказала Марфа.
– Герои разве по лесам от разбойников бегают? – молодой человек рассмеялся.
– Ну, – сказала Кассия, – главное ведь, ты с кинжалом ловко их обошел!
– Да, это меня спасло, конечно…
Однажды Марфа спросила у дочери, нравится ли ей ее новый учитель.
– Да, он очень хороший, – ответила та. – Учиться у него – одно удовольствие!
Но и только. Кажется, кроме как в качестве учителя, Лев не вызывал у девушки никакого интереса. А она у него? Как ни странно, вроде бы тоже. По крайней мере, он держался строго в рамках приличий, как и обещал Марфе с самого начала, и ничто в нем не выдавало, что он питает к Кассии какие-либо чувства, кроме дружески-деловых. И это было даже еще удивительнее… Нередко приходя послушать уроки Льва и глядя на то, как молодой человек что-то читает или рассказывает, а потом задает вопросы, как Кассия слушает, отвечает, спрашивает сама, Марфа вспоминала, как познакомилась с Василием. Да, сначала они просто вели беседы, но очень скоро – уже чуть ли не после третьей встречи и нескольких писем – возникла глубокая внутренняя связь, пришли другие чувства, другие ощущения… А тут – как будто совершенно ничего, хотя вроде бы столько общего!
И Марфа, вздыхая, всё усерднее повторяла про себя строчку из молитвы Господней: «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе…»
…Когда Фекла в середине Великого поста сообщила сыну о намерении Михаила после Пасхи короновать и женить его, Феофил был раздосадован: меньше всего ему хотелось сейчас думать о браке. Но он понимал, что не следует перечить отцу, ведь речь шла не о личной жизни императорского сына, а о политике: наследника престола надо было женить и короновать как соправителя, чтобы укрепить позиции новой династии, а из-за мятежа Фомы это становилось еще более насущным. «Необходимость властвует! С отцовской волей строгой тяжело шутить», – вспомнилось ему из Эсхила. Впрочем, отец, конечно, прав: женитьба будущего императора имеет государственное значение, и нынешние обстоятельства не располагают тянуть время…
