– Вдруг со мной что-нибудь случится? А тогда ты должна будешь суметь управиться с хозяйством. Евфрасия все же еще слишком юная… И потом, кто знает, может, и в монастыре тебе пригодятся хозяйственные познания…
Сестре осенью должно было исполниться шестнадцать. Ее волосы, такие же темно-каштановые, как у Кассии, вились крупными кольцами, но лицом, особенно карими глазами и чуть вздернутым носом, девушка походила на мать. Подвижная и веселая, в последнее время она стала любимицей всех домочадцев и слуг, и в доме часто слышался ее звонкий голос или кифара, звеневшая под ее руками. Учитель музыки нашел у нее большой талант к игре и даже сказал, что здесь она превзошла старшую сестру, хотя обогнать Кассию в пении ей нечего и думать. Марфа с тревогой ожидала, что ее брат опять начнет подыскивать женихов – уже для другой племянницы, – но в августе того года, когда Кассия участвовала в смотринах, Георгий на вопрос сестры, придет ли он с семейством в сентябре на традиционный праздничный обед, неожиданно сказал:
– Нет, моя дорогая, больше мы к вам не ходоки! После прошлого обеда мои сынки со своими женками перессорились, до рукоприкладства дело дошло! А всё из-за твоей синеглазой дурехи! Больно она у тебя красивая стала, а проку нет, один вред! Ну, я тебе говорил, что от нее окружающим одни слезы будут – как в воду ведь глядел! Так что пируйте сами, в гордом одиночестве! Да вы ведь об этом всегда и мечтали… монашенки! – он презрительно усмехнулся. – Я всё хотел, как лучше, да с вами, сумасшедшими, видно, только дьяволу впору справиться! Живите, как хотите, выходите, за кого хотите… или не выходите… Что хотите, то и делайте, хоть всем скопом в монастырь проваливайте! Да, может, таким дурам, как вы, там самое и место!
«Ах, почему ты не дошел до этого чуть пораньше?!..» – подумала Марфа. После ухода брата она пошла к себе в комнату, упала на постель и разрыдалась. Ей стало жаль всех сразу: погибшего мужа, брата, с которым у нее никогда не было общего языка, старшую дочь, собиравшуюся в монастырь и в то же время втайне страдавшую от поразившей ее любви, младшую, чья жизнь еще неизвестно, как устроится… «Мы все – игрушки в руках судьбы! – подумалось ей. – Никто не знает не только того, что будет через год, но и того, что будет завтра… А когда назавтра случается что-то, о чем ты и не помышлял, никто не знает, зачем это происходит… Промысел? Что пользы верить в существование промысла, если это всё равно не помогает понять происходящее?.. Верить, что Бог лучше нас знает, что и как нужно устроить? Да, только… только это не утешает!..»
– Мама? Мамочка, что с тобой? – Евфрасия, проходя мимо комнаты матери, услышала всхлипы, вошла и испуганно теребила ее за плечо. – Кто тебя обидел? Дядя что-нибудь плохое сказал?
Марфа повернула к ней мокрое лицо, приподнялась на локте и погладила дочь по голове.
– Нет, ничего, милая, ничего страшного! Просто… взгрустнулось…
– Тебе, наверное, одиноко, да? Ну, подожди, вот я выйду замуж и нарожаю тебе много-много внуков!
Марфа улыбнулась сквозь слезы.
– Тебе еще немножко рано замуж. Или ты уже решила, за кого выйдешь?
– Нет, – смущенно ответила Евфрасия. – Но я… молюсь, чтоб Бог мне послал того, кто… ну, в общем, его! Ведь если просить, то Бог пошлет, правда?
– Конечно, родная.
К счастью, основная масса мятежников прошла южнее, ближе к морю, и в Марфины владения заходили только отдельные отряды, поэтому земледельцы не слишком пострадали от грабежей, а господский дом избежал разорения. Кассия теперь редко ездила верхом и потому отдала сестре свою лошадь, показав и место, где она занималась скачкой с препятствиями. Евфрасия была в восторге и почти ежедневно стала наведываться туда, в седле она держалась даже лучше сестры. Спустя три недели по приезде в имение, девушка с утра отправилась на обычную прогулку верхом и, выехав на знакомую дорогу, пустила Афину рысью. Вскоре она уже была на любимой лужайке и, легко перескочив через поваленные деревья, направила лошадь к холму. И у всадницы, и у лошади было прекрасное настроение, Афина птицей взлетела к вершине холма и тут почти нос к носу столкнулась с удивительно красивым конем гнедой масти. Его седок, осадив стремительное животное, издал тихий возглас изумления. Евфрасия от неожиданности приоткрыла губы и несколько мгновений молча смотрела на молодого человека, возникшего будто из-под земли. Во взгляде девушки не было испуга – только любопытство.
– Ты кто? – наконец, спросила она.
«Сама непосредственность!» – подумал тот, улыбнулся и сказал в ответ:
– А ты кто?
– Я первая спросила!
– Да, логично. Я Акила, если тебе это о чем-то говорит.
– Совершенно ни о чем, с чего бы это? – удивилась девушка и ехидно добавила: – Ты что, думаешь, о тебе должен знать весь мир?
Евфрасия не знала о том, что сын их соседа два года назад сватался к ее сестре и получил отказ.
– О, нет! – улыбнулся Акила. – Я не настолько тщеславен.
– Но всё же тщеславен? – чуть насмешливо спросила девушка. – И насколько же?
– Настолько, чтобы сознавать, например, что я умен, образован и хорошо езжу верхом, – в тон ей ответил молодой человек.
«И к тому же красивый», – подумала Евфрасия, искоса глядя на него. Но вслух она сказала совсем другое:
– А вот мы сейчас проверим, как хорошо ты ездишь! Давай наперегонки – отсюда вон туда и через канаву, а потом через деревья! Сумеешь? Я – запросто! – и, не дожидаясь ответа, она развернула лошадь.
У Акилы перехватило дыхание, когда он увидел, как она помчалась вниз по склону. Спустя мгновение он уже летел следом, и через канаву они перемахнули одновременно, но за третьим поваленным деревом Евфрасия оказалась чуть-чуть раньше. Оба слегка перевели дух, и Акила воскликнул:
– Ты просто амазонка! И у тебя великолепная лошадь!
– Афина! – разрумянившаяся девушка ласково потрепала животное по холке. – По правде говоря, это лошадь моей сестры, но она отдала ее мне, сама она теперь почти не ездит…
– Почему же? Не любит?
– Нет, любит, но… Точнее, раньше очень любила, а теперь она в монастырь уйти готовится, так думает, верно, что монахи такими вещами увлекаться не должны… Но вообще, она больше всего любит книги. Она очень умная… просто ужас, какая умная! Я вот тоже учусь, да только такой умной, как она, мне не быть!
– А это нужно – быть такой умной, как она?
– Не знаю… Может, и не нужно… Зато я лучше нее играю на кифаре! Ах, я так люблю играть! А сестра хорошо поет, стихиры даже сама пишет… Но вот чего бы я действительно хотела, так это быть такой же красивой, как она! Она такая красивая, она даже… – тут Евфрасия остановилась, вспомнив, что Кассия просила никому никогда не говорить о ее участии в выборе невесты для императора. – Ну, в общем, это описать невозможно! И ведь надо же – в монастырь решила идти! Так жалко! – девушка чуть-чуть пригорюнилась. – Не понимаю я ее, честно сказать…
