– О! Как здорово! Там, говорят, очень красиво? Наш папа тоже служил во дворце…
– Да, там очень красиво, – сказал Акила, но ему не хотелось распространяться на эту тему, и он воскликнул, окидывая взглядом комнату: – Но у вас тут тоже прекрасно! Редко можно встретить дом, отделанный с таким вкусом!
– Это всё мама! – с гордостью сказала Евфрасия. – А в Городе у нас в доме еще красивее! Но мне всё равно больше нравится здесь… Я тут люблю жить больше, чем там!
– Правда? – спросил Акила. – Я тоже. Здесь простора больше… и спокойнее, меньше суеты…
– Да-да! – Евфрасия радостно смотрела на него. – И можно много ездить верхом!
Разговор потек свободно и весело. Правда, больше всего щебетала Евфрасия, Кассия и Марфа говорили мало. Зашла речь о недавнем мятеже, и Акила упомянул, что во время осады выходил за стены Города сражаться с бунтовщиками.
– О! – воскликнула Евфрасия. – Страшно, наверное, воевать? Ах, нет, это мы трусихи, мужчинам не должно быть страшно! И много бунтовщиков ты убил?
– Разве их считаешь? – ответил Акила. – В бою смотришь только на то, как поразить противника и самому не быть пораженным.
– Ты, наверное, сражался в императорских полках?
Когда Евфрасия задала этот вопрос, Кассия словно бы поежилась. «Как бы переменить тему?» – подумала Марфа, заметив это, но не успела еще ничего придумать, как разговор принял опасный оборот.
– Да, – кивнул Акила.
– А правда ли, мне наш приказчик говорил… Он слыхал, на рынке рассказывали, что государь Феофил очень метко стреляет! Говорят, он каждым выстрелом убивал кого-нибудь… Неужели это правда?
– Сущая правда! Убивал или ранил… Мы все восхищались им! – Акила улыбнулся. – Господин логофет однажды сказал, что молодой государь стреляет лучше, чем Парис!
Кассия побледнела и встала.
– Простите меня, – сказала она тихо, – у меня что-то голова вдруг заболела… Я пойду лягу.
– Ой, как жаль! – воскликнула Евфрасия. – А я думала, ты споешь нам что-нибудь красивое… Ну, иди, конечно… Какая ты бледная стала!
«Какой же я осёл! – подумал Акила. – И надо было упоминать про это сравнение с Парисом! Где Парис, там и “яблоко Афродиты”, а Кассии, конечно, неприятно вспоминать ту историю! Нужно впредь быть осторожным… А впрочем, – он искоса взглянул на Марфу, – мне, скорее всего, больше и не придется бывать здесь… Надо ли было вообще приезжать?..» Марфа словно прочла его мысли.
– Евфрасия, – сказала она, вставая, – ты пока сыграй нашему дорогому гостю на кифаре, а я пойду посмотрю, что у нас с обедом. Надеюсь, ты останешься на обед, господин Акила?
И она вышла, с улыбкой представив, как возмутился бы ее брат, узнав, что в ее доме царят такие «вольные» порядки… Слава Богу, Георгий уже никогда не будет вмешиваться в их жизнь! Но… Улыбка сошла с ее лица. Кассия, Кассия! Что будет с ней?..
Молодой человек уехал домой, только когда солнце стало клониться к закату. Евфрасия с матерью провожала его до крыльца, девушка так и сияла. Акиле понравилось у них в гостях? Не хочет ли он приехать еще раз? Когда он смог бы? Послезавтра, как здорово! Мама ведь не против? Конечно, не против… Чудесно, тогда до встречи? До встречи… Евфрасия стояла на крыльце, пока всадник на гнедом жеребце не скрылся за поворотом дороги, а Марфа пошла к старшей дочери. Дверь в ее комнату оказалась приоткрытой. Кассия стояла у окна и тоже смотрела, как уезжает Акила. Мать положила руку ей на плечо, девушка чуть вздрогнула и повернулась к ней.
– Послезавтра он приедет опять, – сказала Марфа. – Евфрасия пригласила его, а я не могла сказать что-то против…
Кассия снова отвернулась к окну.
– Мама, вы поступите хорошо, если будете вести себя так, как вам нравится, не оглядываясь на меня.
Марфа молча погладила ее по плечу.
– Ах, зачем только все происходит так, как оно происходит?! – вырвалось у нее.
– Если б знать! – прошептала Кассия.
Акила стал частым гостем в белом особняке на холме, а почти во все те дни, когда он не приезжал, они с Евфрасией всё равно встречались – на утренних прогулках верхом там, где впервые познакомились. Кассия взяла себя в руки и, какие бы разговоры ни велись в гостиной, больше ни разу не уходила «с головной болью». Впрочем, она чаще всего недолго сидела вместе со всеми, а потом удалялась к себе. Евфрасия всё-таки уговорила ее один раз спеть под кифару, но больше уже не смогла: Кассия во время пения поймала на себе такой взгляд Акилы, что в следующий раз отказалась петь наотрез. Евфрасия немного обиделась, но ненадолго, тем более что Акила сказал ей, что ему больше нравится игра на кифаре без пения. Впрочем, этот случай был единственным, когда молодой человек выдал себя; в целом он держался по отношению к Кассии очень сдержанно, а бо́льшую часть внимания уделял ее сестре. Лето близилось к концу, и Кассия собралась возвращаться в Город. Марфа не стала задерживать ее; она уже мало обсуждала со старшей дочерью хозяйственные дела, но, напротив, начала понемногу посвящать в них Евфрасию, которая неожиданно проявила такой интерес к хозяйству, какого раньше в ней никто не замечал. Кассия понимала, о чем думает мать, и по вечерам молилась, чтобы всё поскорее устроилось к лучшему.
26 августа Акила, приехав в очередной раз в гости, проведенный слугой в гостиную, неожиданно застал там одну Кассию: она смотрела в окно, выходившее в сад.
– Здравствуй, госпожа Кассия!
Она вздрогнула, обернулась – и снова ее взгляд заставил его сердце прерывисто забиться. Это случалось с ним почти каждый раз, когда он встречался с ней глазами, хотя он старался держать себя в руках и всегда мысленно проклинал свою слабость.
– Здравствуй, господин Акила, – девушка посмотрела на водяные часы в углу. – Ты приехал немного рано. Евфрасия еще не спустилась.
– Прошу прощения! – сказал молодой человек слегка смущенно.
– Ты можешь подождать ее здесь, а я должна сегодня вас покинуть, прости! У меня много дел… сборы в дорогу, – она направилась к двери.
– Ты уезжаешь? – он всё еще стоял на пороге, не проходя в комнату.
– Да, завтра, – она остановилась в трех шагах от него.
Акила понимал, что должен пожелать ей счастливого пути и дать пройти, – но не двинулся с места. В горле у него внезапно пересохло.
– Я… – проговорил он хрипло. – Можно задать тебе один вопрос, госпожа?
– Да, конечно, – она не поднимала глаз.
– Два года назад ты писала мне, что решила идти в монастырь… но до сих пор не ушла… Может быть, ты передумала становиться монахиней?
Кассия взглянула на него; ее глаза отливали в этот миг такой холодной синевой, что Акила внутренне поежился.
– Господин Акила, – она говорила негромко, но очень жестко, – если ты ездишь сюда ради меня… то тебе лучше здесь больше никогда не появляться!
