Феодора почти бегом добралась до своих покоев и, запершись в спальне, ничком упала на кровать. «Их вкусы совпали»!.. О, нет, ведь она-то помнила, кого хотел выбрать Феофил на самом деле! И значит… Она до сих пор думала, что всё-таки понравилась ему… может, и не так, как та, но всё же понравилась… А оказывается… оказывается, он всего лишь последовал совету матери – от безысходности! Так вот откуда все эти его странности, насмешливость, холодное обращение!.. И эта страстность по ночам, когда он сводил ее с ума своими ласками и одновременно повергал в недоумение – настолько разительную противоположность этот пыл составлял с поведением мужа во всё остальное время… Значит, это всего лишь способ утолить вожделение – и только! Неужели так?! А если… спросить его самого?..
Но она не решалась спросить, и сейчас ей опять стало страшно: она боялась того, что могла услышать в ответ. И в то же время… нет, так всё-таки дальше невозможно!
– Феофил!
– Да? – он повернулся к ней. – Ты что не спишь? Такая рань!
Он немного раздвинул занавеси на окне, подошел к большому зеркалу, взял со столика золотой гребень и стал причесываться. «Нет, не надо спрашивать, не надо!» – мелькнуло у нее. Но она всё же спросила:
– Феофил, ты… ты меня любишь?
Он даже не обернулся, только на мгновение перестал причесываться и сказал:
– Вот так вопрос с утра! Да еще после такой ночи.
Он зачесал волосы на висках назад, бросил гребень на столик и повернулся к жене.
– Ты плохо спала?
– Перестань издеваться! – вспылила Феодора.
– Разве я издеваюсь? – казалось, он был искренне удивлен.
– Ты смеешься надо мной!
– А ты надо мной нет? Вопросы о любви обычно задают до свадьбы, но в то время ты их не задавала – значит, то, что ты знала, тебя устраивало. А с тех пор ведь ничего не изменилось.
Она села на постели, прикрыв грудь одеялом. «То, что ты знала». До свадьбы она знала… что он потрясающе целуется и красиво читает стихи… Он и сейчас потрясающе целовался и иногда читал ей стихи. Правда, иной раз ей казалось, что он при этом словно иронизирует – не то над ней, не то над самим собой… «Тебя устраивало». Но разве она могла думать, что это всё?! Разве она думала, что его поведение тогда, на первом обеде, говорило о чем-то действительно серьезном? Ведь потом он всё же был другим – гулял с ней, разговаривал, рассказывал всякие вещи… Значит, это было… только данью вежливости?!..
– Ты меня не любишь!
– Еще того не легче. А из чего ты это заключила, позволь узнать?
– Я это чувствую!
– Вот как? Любопытно, – несколько мгновений он в раздумье смотрел на нее. – Как по-твоему, любовь к Богу, например, это чувство?
– Н-нет, – ответила она не очень уверенно.
– Почему так робко? Ответ верен. Не чувство. А любовь к ближнему?
Она молчала, сердито глядя на мужа.
– Не знаешь? Ладно, я тебе скажу: она тоже не чувство. Любовь к Богу состоит в соблюдении Его заповедей. «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди», – это ты помнишь, надеюсь? Равно как и любовь к ближнему заключается в исполнении заповедей по отношению к ближнему. А сама любовь к Богу и ближнему есть Бог, действующий в нас. «Бог есть любовь, и пребывающий в любви в Боге пребывает, и Бог в нем пребывает». Поняла?
– Вроде бы. Но при чем тут…
– Сейчас увидишь. Соответственно, отсутствие любви выражается в несоблюдении заповедей, в пренебрежении обязанностями в отношении ближних. Так какими из них я пренебрег по отношению к тебе, что ты обвиняешь меня в нелюбви?
Его рассуждение так ошеломило ее, что она молчала, не зная, что сказать. А он продолжал:
– Рассудим логически. Мы с тобой живем… уже восемь лет. Нажили детей, в том числе наследника. Так?
– Так…
– Была ли ты когда-нибудь мною недовольна с телесной стороны?
– Нет, – ответила она, слегка краснея: что Феофил, по выражению Варды, «ночью был на высоте любовной науки», Феодора отрицать не могла.
– С вещественной, в смысле средств к существованию и прочее?
– Нет. Но послушай!..
– Погоди, не будь так нетерпелива, – он слегка улыбнулся. – А с нравственной стороны как?
– С нравственной?..
– Изменял ли я тебе, был ли я с тобой груб? Или, может быть, я плохо обращался с детьми или с твоими родственниками?
– Да нет…
– Есть ли во вселенной хоть одна женщина, у которой положение выше твоего?
– Нет…
– Так чего тебе еще нужно?
Феодора смотрела на мужа и ощущала свое полное бессилие перед ним – таким прекрасным и таким непонятным, которого она так любила и при этом до сих пор знала, если не брать в расчет плотскую близость, не намного больше, чем в тот день, когда он вручил ей золотое яблоко! Чего ей еще нужно? Вот, в самом деле, вопрос!..
– Но ты говоришь вообще о любви к ближним! – вскричала она. – Как ты тут расписал, можно любить кого угодно, даже совсем чужих людей! А мы муж и жена!
– И что? – спросил он спокойно. – В браке люди перестают быть ближними друг другу? Чем, по-твоему, отличается любовь в христианском браке от христианской любви вообще? Чем отличаются муж и жена от всех прочих людей? Они точно так же должны соблюдать заповеди в отношении друг друга, как и в отношении посторонних людей. Отличие только в том, что они еще спят вместе, но могут и не спать, если не хотят, рожают детей, если Бог пошлет, и воспитывают их. Кажется, против этих условий я тоже не погрешил, что и прошедшая ночь показывает, – он подошел к окну, несколько мгновений смотрел в сад и снова повернулся к жене, но теперь он стоял спиной к свету, и она почти не могла разглядеть выражение его лица. – Правда, к любви это отношения уже не имеет.
– То есть как не имеет? – удивилась Феодора.
– Так ведь настоящая любовь одна – христианская, и только против нее грешить нехорошо. Но ночные развлечения и чадородие к ней не относятся, а не то надо было бы христианам всем спать со всеми и рожать детей, чтоб заповедь о любви исполнить. Не так ли?
Она растерянно помолчала и воскликнула:
– Тьфу, да я ведь не о том! Я о любви мужчины и женщины, мужа и жены!
– О нет, тут надо разделять. Любовь мужчины и женщины это одно, а любовь мужа и жены в христианском браке – совсем другое.
– Как?!
– Первая есть страсть, и если я, так сказать, чем-то против нее «согрешаю», то это, скорее, добродетель. А вторая есть исполнение заповедей, о чем я уже говорил. Итак, какую заповедь я не исполнил по отношению к тебе или к нашим детям?
Феодора безмолвно смотрела на мужа. Она, быть может, впервые в жизни столкнулась с таким логичным построением, и совсем не понимала, как и что тут можно возразить. Она не привыкла раскладывать свою жизнь по логическим полочкам и связывать такими цепями рассуждений. «Он надо мной смеется!» – но доказать это не представлялось возможным: внешне Феофил был вполне серьезен.
