«Глупец есть совершенный бесполезноделатель:
Глупец, надевши обувь, бегает везде».
– Вот уж воистину! – прошептал император.
Он опустил руку с тетрадью. Боль и недоумение в душе всё росли. «За что я лишился ее?! И почему она не хочет даже поговорить со мной?..» Тут внимание его привлекла синяя полоска ткани, выглядывавшая из-под чистых листов пергамента, на нижней полке шкафчика. Он положил тетрадь на место, наклонился, приподнял стопку листов и вынул небольшую книгу, из которой торчало несколько закладок – тонких полосок из синего шелка. Это был «Ипполит» Еврипида. Феофил открыл на первой закладке и прочел:
«И чарами Эрота сердце в ней
В тот миг зажглось моей державной волей…»
На полях было написано почерком Кассии: «Огонь страстей гаси водою слез».
«Однако же!» – подумал Феофил. Он открыл на следующей закладке – это был диалог старого раба с Ипполитом:
«– С богинею зачем же ты так горд?
– С какой? Смотри – уста на грех наводят.
– С Кипридою, хранящей твой порог.
– Я чту ее, но издали, как чистый.
– Особенно все люди чтут ее.
– Бог, дивный лишь во мраке, мне не мил.
– Дитя, воздай богам, что боги любят.
– Кому один, кому другой милее,
И из богов, и меж людей, старик.
– Умен ты, да… Дай бог, чтоб был и счастлив».
На полях стояло псаломское: «Все боги язычников – бесы», – и ниже: «Наказание гордому – падение его». Напротив слов Ипполита: «Бог, дивный лишь во мраке, мне не мил», – стоял маленький крестик.
Феофил, на миг закрыл глаза, а потом подошел к столу, сел и продолжал читать места, заложенные шелковыми лоскутками:
«Немного терпенья, дитя, не мечись
Так дико… Собою владей, и недуг
Тебе покорится. Ты только подумай:
Ведь ты человек – обреченный страданью».
На полях было написано: «Терпением вашим стяжите души ваши».
«О, спрячь меня! Слез не удержишь… бегут.
И щеки горят от стыда… возвращаться
К сознанью так больно, что, кажется, лучше,
Когда б умереть я могла, не проснувшись».
«Многими скорбями подобает нам войти в царствие небесное», – прочел император схолию на полях. «Боже!» – он провел рукой по лбу и раскрыл на следующей закладке:
«Нет, рассужденья мало – дело в том,
Что к доброму мы не стремимся вовсе,
Не в том, что мы его не знаем. Да,
Не знаем даже вкуса в наслажденье
Исполненного долга…»
На полях стояло: «О, да!» Феофил перевернул страницу.
«Я думала потом, что пыл безумный
Осилю добродетелью… И вот,
Когда ни тайна, ни борьба к победе
Не привели меня – осталась смерть».
У последней строки Феофил прочел на полях подчеркнутое: «Сделаемся мертвыми по отношению ко всякому человеку».
«…Афродиты
Здесь чары несомненны. Любишь ты?
Но не одна ж. Другие тоже любят…»
«Змеиные речи», – стояло на полях.
«И в высоте эфирной, и в морской
Пучине – власть Киприды, и повсюду
Творения ее. Она в сердцах
Рождает страсть, и все в ее кошнице
Мы зернами когда-то были.
…А ты – ты будешь спорить?»
«Да!» – написала Кассия на полях. Феофил встал, прошелся по келье от стола до двери и остановился. Эта книга, спрятанная у игуменьи в келье, синие закладки, пометки на полях дали ему ответ – и такой ответ, на какой он едва ли надеялся, идя сюда. Теперь он знал, почему Кассия не вышла встречать его, почему не хотела говорить с ним, почему заперлась от него в соседней келье: как и он, она до сих пор спорила с Кипридой!
Император несколько мгновений смотрел на дверь, за которой скрывалась игуменья, снова подошел к столу и продолжал читать.
«А жизни всё равно
Не вымерять, как дома. И карниз
Ведь не всегда положишь по заказу…»
«Увы! – стояло на полях. – Но Богом моим перейду стену». Феофил устремил взгляд в распахнутое окно. Да, жизнь его строилась совсем не по его заказу… с тех пор как он встретил ту, которая… страдала от того же самого! «Богом моим перейду стену»? Что-то у него до сих пор не выходило… Как полез на эту стенку, так и лезет по сей день! Плохо молился, должно быть? О, да! А вот она-то, она – хорошо молилась тут, в монастыре?
«– О, ужас, ужас!.. Замолчишь ли ты?
Иль ток речей позорных не иссякнул?..
– Позорных! Пусть… Позорные слова
Теперь тебе полезней благородных…
Не лучше ль жизнь усилием спасти,
Чем славою венчать твою могилу?»
«Лучше умереть в подвигах, чем жить в падениях», – стояло на полях.
«– Но ты ведь в бездну
Меня зовешь… О нет, о нет, о нет!..»
Последняя строка была подчеркнута.
«Но может быть, – ужалила вдруг Феофила мысль, – она после тех смотрин… полюбила еще кого-нибудь? Может, и в монастырь ушла поэтому?.. Ведь она не сразу ушла, так может…» Только ревности недоставало еще ему для полной чаши!..
Но под следующей закладкой он нашел сетование Ипполита, начинавшееся со слов:
«О Зевс! Зачем ты создавал жену?..
И это зло с его фальшивым блеском
Лучам небес позволил обливать?..»
У строки: «Что жены зло, мне доказать не трудно», – на полях стояла жирная точка. Император побледнел и закрыл глаза. «Чрез женщину излилось зло на землю»…
На этом месте кончались синие закладки. Но Феофил читал дальше.
«Но умницы!.. Избави боже, если
В ней на вершок побольше, чем в других,
Ума, излишек этот Афродите
На пользу лишь…»
Господи! «Гляди, вот дождешься, нарвешься на какую-нибудь умницу», – сказал ему тогда Константин… Да, Афродита сыграла с ним коварную шутку!
«Мне юноши известны, что не могут
Наплыва страсти выдержать, – любой
Слабей они девчонки. Только пол
Спасает их от осужденья…»
«О, да! – подумал он. – И доказательство – то, что я здесь!.. Мой бедный друг, ты был прав! Свершилось: я полез на стенку… и не какую-нибудь, а монастырскую!» Тут он обнаружил еще одну сбившуюся закладку и под ней прочел:
«Иль у меня была надежда с ложем
На твой престол, ты скажешь? Но ведь это
Безумие бы было, коль не глупость.
Иль быть царем так сладостно для тех,
Кто истинно разумен? Ой, смотри,
Здоров ли ум, коли корона манит.
Я первым быть меж эллинов горел
На играх лишь, а в государстве, право ж,
И на втором нам месте хорошо…
Средь избранных, конечно».
Вдоль этих строк на полях была проведена вертикальная черта.
