Феофил ощущал в душе непривычную легкость – он даже почти забыл, что такое бывает.
– Да, государь. Это высшее из всего, что бывает человеческого. Выше этого – только божественное.
…В конце февраля в Константинополь прибыл персидский военачальник по имени Насир, перебежавший от арабов вместе со своими воинами, и попросил императора принять их на службу: дела восставших персов в последнее время шли неудачно, войска халифа нанесли им несколько поражений, и становилось ясно, что на дальнейший успех рассчитывать не приходится. Вместе с Насиром прибыли в Империю около двух тысяч отборных персидских воинов. Императора это событие в целом обрадовало, и из персов были созданы несколько отдельных турм. Правда, кое-кто из синклитиков был недоволен тем, что в ромейских войсках будут служить «неверные», но Феофил насмешливо сказал:
– Насколько можно судить из истории, военные победы очень часто бывают вовсе не следствием верности истинному Богу, а плодом военного искусства. Не то бы ромейская держава уже давно должна была бы распространиться до пределов вселенной, но этого что-то не наблюдается и не наблюдалось даже при государях праведной и святой жизни. Персидский владыка Кир некогда весьма разумно сказал: «Не старайтесь пополнить отряды только лишь согражданами. Так же, как вы отбираете лошадей, стараясь отыскать для себя самых лучших, а не тех, которые выросли у вас на родине, подобным же образом подбирайте себе и людей из разных стран, лишь бы они укрепили ваши ряды и принесли вам славу и честь». К тому же весьма вероятно, что перебежавшие к нам персы со временем обратятся ко Христу, как это случилось, например, со многими болгарами. Надеюсь, никто из присутствующих не считает, что стать верным христианином можно только будучи рожденным в православном государстве?
– Думаю, ты совершенно прав, державнейший, – сказал эпарх. – Лично меня заботит другое: эти персы, насколько можно судить, бросили свои семьи, у кого они были, на произвол судьбы и не собираются с ними соединяться. Но вряд ли все они, поселившись у нас, предпочтут вести… э… аскетический образ жизни…
– Так что же? – улыбнулся император. – Они вполне могут подыскать себе жен здесь, если захотят.
– Боюсь, мало кто согласится отдать своих дочерей за язычников, государь. Разве что эти персы примут нашу веру… Да и то…
– Да, некоторые из наших граждан весьма гордятся своим высоким происхождением и христианским благочестием, – усмехнулся Феофил. – А тут какие-то иноземцы, да еще неверные! Но ведь смирение – это одна из главных добродетелей, не так ли?
Он обвел взглядом синклитиков. Все молчали: на подобное утверждение возразить было нечего.
– Итак, все с этим согласны, – сказал император. – И я полагаю, что нашим подданным следует проявить толику смирения перед Господним промыслом: ведь не просто так Бог направил в нашу державу этих персов, особенно если мы вспомним апостольское: «Почему ты знаешь, жена, не спасешь ли мужа?» Жена по самой своей близости к мужу имеет на него большое влияние, как всем известно, а потому, в случае его неправомыслия, удобнее всего может обратить его к истинной вере, если не убеждением, то собственным примером. Значит, если наши новые подданные изберут себе жен среди ромеек, они будут иметь все возможности к обращению в христианство. Конечно, обручать с персами юных девиц, еще неопытных в жизни, не стоит, но в нашей державе предостаточно молодых вдовиц – вот они вполне могли бы стать для наших новых подданных подругами жизни и содействовать их дальнейшему обращению ко Христу.
Новый указ императора о том, что молодые вдовы из благородных семейств, в случае, если кто-либо из прибывших в Империю иноземцев захочет жениться на ком-то из них, не должны отказываться от подобного брака, наделал некоторого шума. Одни из придворных возмущались тем, что знатные женщины должны будут сочетаться браком с простыми воинами, другие – тем, что христианки будут выходить замуж за язычников. Впрочем, открыто выражать возмущение почти никто не осмелился, большинство благоразумно помалкивало: император был настолько любим как народом, так и войском, что поднять против него какое-либо заметное возмущение было невозможно. Феофил, получая сведения о том, что говорят о нем при дворе, только усмехался. Усердие, с каким придворные выполнили его «шутовской» указ о стрижке волос и бород, действительно изданный на другой день после примирения с Феодорой, показало василевсу, что «опыты» можно при желании продолжать, и теперь настала очередь следующего. Иногда император почти физически ощущал собственную власть над людьми, как некие незримые волны, которые он мог поднимать или удерживать по своему желанию. В чем-то это было сродни сладострастью и напоминало ощущение, испытанное Феофилом, когда Евфимия упала перед ним на колени в спальне… Он сознавал, что если бы дал себя увлечь этому сладострастью власти, из него мог бы выйти настоящий тиран, но император умел сдерживаться и ограничиваться «легкой любовной игрой», как он выражался про себя. Именно к игре относился приказ о стрижке волос; но указ о выдаче знатных вдов за персов имел более серьезную цель – сломить в некоторых кругах аристократическую спесь, давно раздражавшую императора. «К тому же, как знать, не будут ли эти вдовицы потом еще и благодарны, – думал он чуть насмешливо, – ведь эти персы недурны собой, и уж, по крайней мере, весьма мужественны во всех смыслах слова!»
Многие из прибывших в столицу персов действительно были хороши собой, и едва ли не более всех сам Насир – двадцатипятилетний высокий красавец, великолепно сложенный, с черными, как смоль, волосами, густыми бровями, прямым носом и пронзительным взглядом карих глаз, которые так и горели на его смуглом лице. Он к тому же выразил желание изучать эллинские науки, и император отдал его в обучение синкеллу. Перс оказался на удивление способным учеником и к концу Великого поста уже вполне сносно изъяснялся по-гречески. В начале апреля, сразу после Пасхи, во время праздничных представлений на Ипподроме, персы явили себя во всей красе: показали свои таланты в верховой езде, стрельбе из лука, метании копий и дротиков и в сражении на мечах.
Мария и Елена со своими прислужницами наблюдали за скачками и представлениями с верхнего этажа Кафизмы. В обеденный перерыв император поднялся к ним.
– Как вам персы? – спросил он с улыбкой.
– О, они чудесные! – воскликнула Мария. – Никогда бы не подумала, что в воинском облачении можно выделывать такие вещи на лошадях! Не хуже каких-нибудь акробатов… Ведь это, наверное, и в бою может пригодиться?
– Конечно, – император взглянул на сестру. – А ты что молчишь? Тебе персы не понравились?
Елена зарумянилась и тихо ответила:
– Понравились, очень! Только вот… жаль, что они не христиане…
– Думаю, это поправимо! – улыбнулся император. – Просто еще прошло мало времени. А вот пройдет хотя бы год… Ведь Насир уже научился говорить по-гречески, ему очень нравится наш язык. Еще немного, и Иоанн начнет с ним читать что-нибудь из отцов – глядишь, он и обратится! Кстати, понравился тебе Насир?
– О, он мне больше всех понравился! – ответила Елена и смущенно умолкла.
