– А ведь это не что иное, как начало эпиграммы, начертанной на статуе возницы Порфирия на Ипподроме, – сказал синкелл. – Вообще, эта книга чрезвычайна забавна! Давно я не читал столь затейливого переплетения вымыслов и действительности. Причем автор, похоже, сам верил в большинство выдумок, которые пересказывает.
– Действительно любопытно! – улыбнулся Лев, – Впрочем, для большинства народа история существует именно в виде подобного смешения сказок и были.
– Я бы сказал, что не только для народа, но и для людей весьма образованных и, так сказать, избранных, – заметил Иоанн. – Исторические сочинения – вообще очень коварная вещь. Стоит историку хотя бы лет на пять-десять удалиться от событий, как быль уже начинает уступать место вымыслам или натянутым и извращенным толкованиям, особенно если меняется обстановка в государстве или в Церкви, например. Трудно встретить изложение хотя бы не очень предвзятое!
– Мне иногда кажется, – сказала Кассия, – что люди вообще гораздо охотнее верят выдумкам, чем правде. Удобнее верить в привычное, в общепринятые представления о жизни и людях… А ведь жизнь не всегда идет по привычным дорогам!
– Так и есть, – кивнул игумен. – Но иной раз склонность людей верить в общепринятое можно неплохо использовать.
– Каким образом? – поинтересовалась Кассия.
– Например, не всегда нужно разуверять того, кто превратно думает о тебе. Скажем, многие невежды считают меня колдуном, но мне это только на руку – избавляет от необходимости лишний раз сталкиваться с ними, ведь они сами обходят меня стороной!
Все трое рассмеялись.
– Да, – сказал Лев, – пожалуй, если б ты не имел дурной славы в некоторых кругах, то, при твоем образе жизни, многие из этих невежд рвались бы к тебе за духовными советами…
– Вот именно. Зато, будучи «волхвом», я могу позволить себе давать советы только тем, кому они действительно нужны и послужат на пользу, – синкелл с улыбкой взглянул на Кассию, и она улыбнулась в ответ.
Теперь она снова вспоминала эту беседу, за которой незаметно пролетели несколько часов, и разговор со Львом после ухода Грамматика.
– Помнишь, я спрашивала тебя, что делать, если встречаешь свою «половину», а ты сказал, что нужно вступать в брак? Я потом долго мучилась этим вопросом… И позже, в монастыре, когда всё вернулось, и потом, когда государь приходил… И только сегодня, наконец, кажется, всё объяснилось!.. Ну, почти всё… кроме разной веры, – она вздохнула. – Но может быть, и здесь со временем всё устроится…
– Думаю, устроится! – ответил Философ. – Тебе выпал путь не из легких… Но вам с государем можно только завидовать!
– А я иногда очень завидую тебе, Лев, – тихо проговорила игуменья. – Ты так много общаешься с такими людьми… В юности, когда я мечтала о монашестве, мне и в голову не пришло бы, что я буду завидовать мирянину, причем из-за того, что он общается с умными еретиками! – она грустно улыбнулась. – Всё-таки я плохая Христова невеста…
– Я не стал бы утверждать это с такой уверенностью. Вся наша жизнь это, в сущности, Троянская война, так или иначе она продолжается до самой смерти. Так что, пока мы живы, не стоит спешить с выводами: «Впрочем, еще то лежит у бессмертных богов на коленях: мчись и мое копие, а Кронион решит остальное!» А что до общения с умными людьми… Оно, разумеется, великий дар Божий, но ведь всяким даром нужно уметь воспользоваться… Кто знает, не истяжут ли меня на том свете за то, что я не использовал его так, как нужно?..
Так, как нужно!.. А как нужно?.. Вернувшись в обитель в тот день, Кассия записала в тетрадь очередную эпиграмму:
«Питать мне зависть не давай, Христе, до смерти,
Но даруй, чтоб завидовали мне: ведь я сего желаю —
Всецело зависть вызывать в божественных делах».
«Смотря у кого вызывать зависть! – думала она теперь. – Если жить добродетельно, понимая добродетель так, как эти монахи, из-за которых Лев ушел из Антипьевской общины… Нет, так “добродетельно” я уже никогда не буду жить! А они вряд ли будут мне завидовать. Завидуют ведь тому, кто имеет что-то ценное, с твоей точки зрения, а для них ученость не имеет особой ценности… Пожалуй, они даже будут относиться к ней с подозрением! Она ведь одних до “волхвования” доводит, а других уводит от православия в ересь… Лев сказал, что завидует мне… Но добродетель тут, строго говоря, не при чем! Общение душ?.. Что в нем пользы, если, умри мы с Феофилом сейчас, на небесах нам не встретиться?! И изменится ли это к тому моменту, когда мы действительно умрем, неизвестно… Должно быть, владыка Евфимий был прав, когда сказал, что Иоанн “закрыл государю все входы и исходы”… Только ведь это так понятно! Вот и Лев не устоял…»
– «Колдун»! – прошептала Кассия, грустно улыбнулась и смахнула слезы с ресниц.
Она закрыла сборник писем Студита, встала и подошла к окну. Что ж, значит, у нее с отцом Феодором разные понятия о дружбе, если он мог сразу прекратить дружеское общение при разрыве общения церковного и даже подарков не принимал, а ей такая мысль не только кажется странной, но… Знали бы ее единоверцы, что она обменивается подарками с «предтечей антихриста» и разучивает с сестрами написанную им стихиру!..
«Вместе с верой разрывается и любовь»… С этой точки зрения весь ее разговор с Грамматиком был весьма неблагочестив – ведь, в сущности, они обсуждали вопрос дружбы между православной и еретиком… А всё, как будто бы, должно быть понятно: их любовь – греховная страсть, с которой надо бороться, а дружбы между ними не может быть в силу разности веры… И никаких вопросов, не так ли?..
Конечно, если бы речь шла не о дружбе вообще, а о дружбе ради борьбы за веру, утверждения православия и подобных вещей, то это, наверное, так. Такие друзья, встречаясь, конечно, обсуждали бы церковные вопросы, говорили о гонениях на веру, о доводах в защиту иконопочитания, о том, когда кончится еретическая зима…
Ни о чем таком Кассия с тем же Львом почти никогда не разговаривала. Это не значило, что состояние церковных дел не интересовало ее. Она просто не видела смысла рассуждать об этом. Как говорил о торжестве иконопочитания игумен Феодор, Бог «не поспешит, хотя бы мы и молились об ускорении, и не замедлит, хотя бы мы умоляли о том, но придет тогда, когда это полезно», – если же это так, какой смысл рассуждать о сроках, и о том, «доколе»? Держаться своей веры, исповедовать ее, пытаться обратить непонимающих – всё это можно делать без праздных разговоров и пересудов. Кассия обсуждала со Львом совсем иные вопросы, не имевшие отношения к догматам, и могла бы их обсуждать и с «Ианнием», и с Феофилом… Как тут разная вера может мешать общению? Это нелепо!..
«Дружба существует только между взыскующими, в силу их сходства». Сходства характеров, занятий, умонастроения, стремления к истине, как бы ее ни понимать… Разумеется, древние философы не имели здесь в виду сходства догматов… Но ведь и Феофил, и Иоанн, и Лев в конечном счете, взыскуют Небесного Града, хотя у нее с ними и разная вера… Разная вера не мешала ей обсуждать с Грамматиком даже духовные и аскетические вопросы! Так не бессмысленно ли в таком случае думать о прекращении дружбы со Львом или о невозможности дружбы с Феофилом из-за разной веры?..
